— Да в каком деле? На хрена он мне нужен?

— Я так понял, у тебя проблемы с беспредельщиками, — продолжил Ляжечка, — вот Матрос тебе и поможет… Он у нас хоть немного и того, но с оружием управляться умеет. Санька в Чечне воевал, две войны прошел, а как его с контузией списали, так в детство впал. Но солдат он классный. И вот еще что… — Ляжечка сделал паузу, потом продолжал, заметно понизив голос: — Санька тебя сопровождать будет до парома. И в квартире с тобой останется. Так, если что случится… не дай бог, конечно, ты хватай Лильку и беги. А Саньку оставляй на прикрытие.

— А его кто прикрывать будет? — хмуро поинтересовался Николай.

— Его? — удивился Ляжечка. — Да кому он нужен? Понимаешь, Колян, Санька парень хороший, только у него дыра в башке. Я его к тебе прислал как… как средство против беспредельщиков — тех, что за тобой всю ночь гонялись. Клин клином вышибают, знаешь ведь? Вот ты его и оставь разбираться, а сам прикрывай Лильку. Твоя главная задача — чтобы Лилька осталась в живых и благополучно добралась до Швеции. Понял?

— Понял, — мрачно проговорил Щукин.

— Вот и хорошо, что понял, — разом повеселел Ляжечка. — Я тебе еще позвоню, когда поговорю… с кем надо… Да и вот еще — не пытайся Саньку с «хвостов» скинуть. Он получил задание и будет его выполнять, что бы ни случилось. А кандидатуру его я утвердил… у заказчиков… И это… Извини, что так вышло. Просто я сразу про Саньку подумал, когда ты мне рассказал о нападении, но вот ты про деньги начал, и я… Ну, немного пошутил. Извини, а?

— Пошел ты, — сказал Щукин и положил трубку.

«Вот так дела, — подумал он, тупо глядя на телефонный аппарат, — качусь все ниже и ниже… Даже самому интересно. Уже мне лось сохатый Ляжечка указания дает и еще по-начальственному подшучивает… Да и эти заказчики за лоха держат — никого из них я не видел, ничего не слышал и общался только через придурка Толика. А теперь вот клоун какой-то мне на голову свалился… Нет, черт возьми, надо с этим кончать! И ввязался в это дело потому, что деваться было некуда — мусора меня затравили, как зайца. Все потому, что кто-то — невыясненный, кстати, до сих пор — загонял меня в угол, словно крысу тапком. А сейчас расхлебываю все деяния этого невыясненного… Черт возьми, в какое идиотское положение я попал. Я не привык играть, когда у других козыри, а у меня шваль мелкая. И тем более не привык сам этой швалью быть… Посмотрим… Посмотрим…»

Щукин яростно тряхнул головой и направился на кухню, где, судя по странным звукам, субъект Саня Матросов развил бурную деятельность.

Николай теперь ясно понял, что он настроен враждебно и по отношению к Ляжечке, и по отношению к неведомым заказчикам. Самым главным в жизни Щукина была полнейшая независимость и возможность самому планировать собственные поступки. А теперь он словно катился по специально проторенной кем-то для него гладкой льдистой тропке, не имея ни малейшего шанса остановиться и оглядеться.

Впрочем, не так-то уж беспомощен он был. Щукин знал, что сможет выкрутиться из любой авантюры, в которую кинула его злодейка-судьба. Нужно только как следует все обдумать и составить план, по которому действовать точно и безотлагательно.

«Вот сейчас я этим и займусь, — мысленно проговорил Николай, — самое время. Пока передышка-то…»

Прошло уже два часа после этого телефонного разговора. Щукин успел принять ванну, а Санька Матрос — сожрать почти все содержимое холодильника. Щукин не пытался заговаривать с Матросом, да и тот не очень-то стремился идти на сближение. После ванны Щукин уселся пить чай, предварительно почти насильно накормив Лилю, которой Матрос нисколько почему-то не интересовался; он, все находящийся там же, на кухне, — сидя на табуретке, тупо глядел в окно, беззвучно шевеля губами.

Ляжечка позвонил только один раз — сказал, что забыл переодеть Лилю в более или менее приличную одежду, и поручил выполнить эту миссию Щукину. Одежда, как оказалось, лежала в сумке в прихожей. Говоря все это Щукину, Ляжечка так мерзко хихикал в трубку и причмокивал губами, будто не сомневался, что Николай воспользуется беспомощным состоянием девушки и, сняв с нее старый тренировочный костюм, новую одежду наденет не сразу, а чуть погодя, и всеми своими интонациями Ляжечка стремился показать, что ничего предосудительного в том, что Николай немного помнет девчонку, он не видит.

Щукин только поморщился.

Он осмотрел содержимое сумки, о которой говорил Ляжечка, и нашел там длинное платье, недорогое, но новенькое, только что купленное — с него не успели даже снять этикетку, — колготки, совершенно уродскую красную блузку и длинный рыжий парик.

«Ага, — догадался Щукин, — все это покупал мужчина. Скорее всего — сам Ляжечка и покупал. Не могла женщина приобрести такое дерьмо. Видно, Ляжечке поручили прошвырнуться по магазинам и найти то, во что можно переодеть Лилю. В самом деле — как она будет садиться на паром в том тряпье, в каком она сейчас?»

В той же сумке Николай нашел небольшую и, очевидно, очень дешевую женскую сумочку с косметикой. Косметика, как Щукин определил моментально, была мерзопакостной, стоила она явно гроши, а производителем был Китай — судя по тому, что на флакончике с помадой, сплошь испещренном непонятными иероглифами, красовалась яркая надпись «PYERR KORDENN» и три восклицательных знака.

Щукин переодел Лилю, но уродовать ее косметикой не стал, сочтя это неуместным: девушка хоть и была порядком измождена, выглядела — в силу своей природной привлекательности — все же недурно.