В последних числах декабря 1991 года Борис Николаевич Ельцин унаследовал не только кремлевский кабинет своего поверженного соперника Горбачева, но и весь груз не решенных им проблем. Запас терпения у людей, казалось, был исчерпан. Они больше не желали слышать обещаний. Ельцин должен был действовать, и действовать немедленно.

Известный кинорежиссер Алексей Герман выразился очень забавно: «Мы несчастная страна. Во всех странах капиталисты строят капитализм. А коммунисты должны строить коммунизм. У нас же капитализм строят коммунисты».

Впрочем, главного строителя капитализма в нашей стране уже трудно было назвать коммунистом, несмотря на его высочайший в недавнем прошлом партийный ранг.

Я расспрашивал Андрея Козырева, каким он увидел тогда президента Ельцина.

— Я человек первого впечатления, — говорил Козырев, — и оно меня не обмануло. Во время нашей первой подробной беседы я увидел человека, который борется сам с собой, иногда более успешно, иногда менее успешно. Я увидел человека старой эпохи, пытающегося ворваться в новую жизнь и взять нас всех с собой. Он очень четко понимал: надо идти вперед, идти по пути реформ.

Я псршл, что этому человеку нужно будет очень многое объяснять, причем понятным ему языком. Но мои усилия что-то объяснить зависели от его состояния. Когда он был на подъеме реформаторских настроений, то понимал с полуслова. На обратном движении маятника все казалось значительно сложнее.

— Как вы думаете, что им руководило в тот момент: он думал о том, что должен совершить во имя России? Или же его поступки объяснялись обычными человеческими чувствами: взять власть и рассчитаться с теми, кто его унизил и снял?

— И то и другое. Не надо упрощать. Конечно, Ельцин не Сахаров. Он никогда не был сто- или девяностопроцентным демокра-том-реформатором. Но и нечестно считать его просто властолюбцем, который оседлал конъюнктурную волну. Тут пятьдесят на пятьдесят. Безусловно, он понимал, что страна нуждается в демократических преобразованиях, хотя, возможно, и не очень глубоко. Это неправда, что он человек безыдейный. Он человек реформаторских идей.

— Каковы же его взгляды, его представления о мире?

— Он человек с определенными привычками, с определенными стереотипами партийного функционера, мало информированного, находящегося под властью схем. Человек, который всю жизнь проработал в партийно-хозяйственном аппарате. Но он с этим боролся. Он понимал, что надо менять свои взгляды в сторону рынка и демократии.

Были моменты не только подъемов, прорывов, но и спада. Однако реформаторский вектор всегда присутствовал. Все эти годы он жил в борьбе с самим собой и в борьбе с обстоятельствами.

Из первого же разговора я вынес убеждение, что попытка слишком глубоко и детально объяснить ему какие-то вещи неуместна. Ему трудно во все это вникнуть в таком возрасте и при таком жизненном опыте. Кстати, для президента это нормально. Деталями должен заниматься кто-то другой.

— Борьба с собой, о которой вы говорите, — это следствие того, что его скинули, с ним расправились? Или некое стремление к исправлению жизни в нем всегда присутствовало?

— Опять-таки думаю, что было и то и другое. Почему советская система распалась бескровно и неожиданно? Потому что мы все в глубине души были готовы с ней расстаться. И он это понимал. Я все время вижу в действиях Ельцина две составляющие. Особенности его личной судьбы наложились на стремление к переменам. Он искал выход в новых идеях. А эти идеи оказались демократическими.

Нечестно видеть в нем ловкача, который вовремя нырнул в поток. Ему не все равно было, в каком потоке оказаться.

В конце ноября 1991 года на встрече лидеров республик в присутствии Горбачева Борис Ельцин рассказал о намерении начать российскую экономическую реформу. Назвал три составные части: приватизация, либерализация цен и земельная реформа.

— Мы считаем, другого выхода нет. Главное — удержать людей от выхода на улицу, хотя, может быть, не везде это удастся.

Предупредил, что с 16 декабря начнется освобождение цен на продовольствие — это единственный путь вернуть продукты на прилавок. Предположил* что это приведет к снижению уровня жизни на треть. Главы республик просили Ельцина отсрочить начало реформ, чтобы они успели приготовиться к российским переменам.

Горбачев полностью поддержал Ельцина:

— Страховочные шаги нужны, однако затягивать дело тоже нельзя. Делайте что можете, но только, ради бога, делайте хоть что-нибудь!

В последние месяцы своего президентства, поездив по стране, Горбачев признал, что «люди настроены на перемены, готовы к тому, что за них придется платить снижением жизненного уровня, но при этом требуют от центра — делайте что-нибудь реальное».