Движеніе распространилось и дале, напримръ, въ Англію. У насъ очень извстны по переводамъ дв англійскія книги — «Жизнь Христа» Фаррара и «Ессе homo»; безъ возбужденія, произведеннаго Ренаномъ, он, можетъ быть, и не появились бы на свтъ, а благочестивые читатели помнятъ, сколько хорошихъ чувствъ и мыслей имъ доставшій эти книги.

Когда хвалятъ Ренана, то часто его называютъ чрезвычайно возбудительнымъ (suggestif), и, конечно, это прекрасная похвала для писателя. Онъ заставляетъ насъ мыслить, онъ не впадаетъ въ давно проторенныя колеи, а безпрестанно вызываетъ насъ на новыя усилія ума, открываетъ во вс стороны какіе-то просвты. Почти всегда рчь его иметъ, если можно такъ выразиться, тонъ улыбки, — какъ будто посл каждой фразы онъ готовъ спросить читателя: ну, что вы на это скажете? Онъ не уклоняется отъ возраженій, а, можно сказать, прямо ихъ вызываетъ, ни мало не закутывая и не сглаживая своей мысли ходячими выраженіями и формами. Если при такихъ свойствахъ писанія, при умньи возбудительно толковать о важнйшихъ и труднйшихъ предметахъ, онъ достигъ большаго вліянія и, какъ мы видли, вызвалъ, нкоторымъ образомъ, цлую литературу, то ему слдовало бы отдать большую честь, даже въ томъ случа, еслибы мы находили себ пищу для ума не въ его собственныхъ писаніяхъ, а только въ этой вызванной ими литератур. Но Ренанъ, какъ кажется, заслуживаетъ не такой лишь скупой похвалы. Несомннно, что въ немъ была значительная религіозность, и что въ ней содержится главная тайна его значенія и успха. Его проницательность въ отношеніи къ религіознымъ движеніямъ души — часто удивительна; пусть онъ не обнимаетъ всецлой сферы религіозной жизни, но зато во многихъ ея областяхъ онъ понимаетъ вс тонкости и оттнки. Такимъ образомъ, несмотря на всякія ошибки, противорчія и заблужденія, въ книгахъ Ренана есть драгоцннйшій элементъ, какого, напримръ, и слда нтъ у Штрауса; Поэтому и возставать на Ренана, и обличать его нужно всегда съ осторожностью, чтобы не оказалось, что мы, вступаясь за религію, сами иныхъ вещей въ ней понимать не умемъ.

Предметъ этотъ очень труденъ; чтобы пояснить и подтвердить нашу тему, мы сошлемся на одного изъ самыхъ жестокихъ противниковъ Ренана, на знаменитаго въ католической литератур отца Гратри, писателя, высокаго по характеру и горячаго защитника религіи. Вотъ, что онъ пишетъ:

«Въ эти послдніе дни я замчаю трогательное явленіе. Жизнь Іисуса, это сплетеніе противорчій и ошибокъ, эта книга, наполненная оскорбленіями для Христа, содержитъ десять или двнадцать страницъ удивленія, преклоненія и почтенія передъ Его красотою. Въ этихъ строчкахъ свтятся передъ нами, хотя уменьшенныя и затертыя, нкоторыя черты Іисуса. И что же? Вотъ я встрчаю многія души, которыя, во всей книг, поняли и увидли только это одно. Божественное сіяніе чертъ Христа затмило для нихъ все остальное. На ихъ глаза тамъ вовсе нтъ этого остальнаго. И, дйствительно, если нсколько этихъ чертъ суть истинныя черты Христа, то остальное не иметъ существенности. Умъ не принимаетъ и не переноситъ въ одно и то же время противоположностей. Раздленіе признаковъ совершается въ ум читателей боле ясно, чмъ оно совершено въ книг. Одни видятъ и одобряютъ оскорбленія, другіе — удивленіе и благоговніе. Никто не понимаетъ того и другаго вмст».

«Истинно же умиляетъ меня въ настоящемъ случа то, какъ всемогуща эта единственная въ своемъ род красота; довольно немногихъ искаженныхъ ея чертъ, чтобы книга, ршительно невыносимая, показалась прекрасною» [2] .

Вотъ факты, засвидтельствованные достоврнйшимъ очевидцемъ, притомъ глубоко понимающимъ дло. Гратри указываетъ не на рдкіе и единственные случаи; осъ прямо говоритъ о многихъ душахъ. Посл этого становится понятнымъ, что между неврующими нашлись люди, которыхъ книга Ренана возвратила къ вр и даже къ церкви, — извстные факты, возбудившіе, конечно, немалое негодованіе вольнодумцевъ.

Подобныя явленія должны глубоко радовать каждаго признающаго высокое значеніе религіи. Нужно вспомнить, какъ трудны въ этихъ сферахъ всякіе истинные успхи, какъ безплодны бываютъ самыя напряженныя усилія. Краснорчіе проповдниковъ, несмотря на ихъ полную убжденность и благоговніе, обыкновенно скользитъ по сердцамъ, какъ давно привычная музыка, или громкая, но безжизненная реторика. Хотя слово есть наилучшее средство для выраженія мысли, но слово можетъ и закрывать нашу мысль, можетъ становиться между говорящимъ и слушающимъ, и мшать одной душ сообщаться съ другою. Если Ренанъ съумлъ избжать такой помхи, если онъ усплъ передать читателямъ то удивленіе и вдохновеніе, которое самъ чувствовалъ, то немудрено, что многимъ его книга «показалась прекрасною», какъ говоритъ Гратри, можетъ быть, прекрасне иныхъ писаній, безукоризненно благочестивыхъ и чуждыхъ вольнодумства, но мало затрогивающихъ сердце читателя.

Вообще, Ренана, который никогда не переставалъ говорить о Бог, о религіи, о нравственныхъ требованіяхъ, у котораго не сходили съ языка эти высшіе вопросы, нужно признать крупнымъ дятелемъ въ томъ поворот отъ вещества и вншняго благополучія съ духу и внутреннимъ запросамъ совсти, который такъ сильно сказывается въ послднія десятилтія и среди котораго мы теперь живемъ. Безъ сомннія, этотъ писатель хотлъ добра и въ нкоторой мр усплъ въ томъ, чего хотлъ

Но все это — общія точки зрнія, съ которыхъ можно видть общее значеніе писателя, но не опредляются его особенности, не видно опредленнаго итога, къ которому сводится трудъ его жизни. Что сдлалъ Ренанъ? Выяснилъ-ли онъ какія-нибудь стороны религіи и христіанства, и, если выяснилъ, то какія именно? Намъ хотлось бы указать здсь хоть одну-дв характеристическія черты этой дятельности.

Особенности каждаго писателя непремнно зависятъ отъ народа, въ которомъ онъ родился, и отъ религіи, въ которой воспитался. Значеніе религіи въ этомъ отношеніи часто вовсе опускается изъ виду, между тмъ Какъ оно неизмримо глубоко и важно. Такъ, напримръ, вся нмецкая ученость, философія и поэзія носятъ на себ очевидную печать протестантства. Этотъ народъ даже прямо представляетъ то удивительное зрлище, что между его свтскою и его духовною литературою нтъ того рзкаго раздленія, какое существуетъ между этими двумя областями въ католическихъ странахъ. Французы, а за ними и мы, русскіе, часто забываемъ объ этомъ, и отъ насъ ускользаетъ духовный элементъ, глубоко проникающій нмецкихъ писателей. Мы принимаемъ за ничего не значащую случайность, что Гердеръ и Шлейермахеръ были духовными лицами, что Шеллингъ и Гегель были студентами богословія, и т. д., и мы не замчаемъ, что эти мыслители до конца остались тмъ, чмъ они были. Религіозный духъ нмецкаго идеализма мы преспокойно откидываемъ; у Канта мы читаемъ Критику чистаго разума, но не придаемъ важности Критик практическаго разума; у Фихте изучаемъ Наукословіе, но никакъ не Руководство къ блаженной жизни, и т. д. Вообще, мы не умемъ понимать богословскаго характера главнйшихъ нмецкихъ мыслителей; мы все ищемъ у нихъ вольнодумства и остаемся слпы къ тому, что въ нихъ всего важне и поучительне. Въ этомъ отношеніи, въ отношеніи въ глубокой связи между религіею и умственной жизнью, можно позавидовать протестантамъ. Отдлившись отъ церкви, оставшись наедин со своею совстію и съ Библіею, они естественно направили свой умъ на обще-религіозные вопросы и на изученіе Писанія. Они всячески пытались создать себ философію, которая возвышалась бы до внутреннйшаго смысла религіи; и дйствительно, какъ Аристотель свою метафизику называлъ теологіею, такъ и геніальныя системы нмецкаго идеализма можно прямо назвать рядомъ попытокъ научнаго богомыслія. Съ другой стороны, цлыя поколнія ученыхъ, со всей нмецкой основательностію, со всмъ нмецкимъ прилежаніемъ, посвящали себя изученію Библіи. Священная книга была изучена до послдней іоты, была изслдована во всевозможныхъ отношеніяхъ. Протестантская экзегетическая литература есть нчто удивительное въ своемъ род, представляетъ колоссальный трудъ, который ясно свидтельствуетъ о религіозномъ воодушевленіи трудившихся. Можно быть недовольнымъ иными выводами этихъ толковниковъ, можно и философскій идеализмъ считать одностороннимъ взглядомъ, но, во всякомъ случа, задумывая лучшую экзегетику и лучшую философію, приходится идти въ школу къ протестантамъ и постараться превзойти то, что они сдлали.

Такимъ образомъ, и Ренанъ, примыкая къ нмецкой наук, въ сущности и тмъ самымъ примкнулъ съ протестантству. Его уваженіе къ религіи было великою новостью для парижанъ, но по ту сторону Рейна оно никого не удивило. Онъ сталъ употреблять формулы Гегеля, сталъ излагать взгляды библейскихъ критиковъ, но все это въ Германіи было хорошо знакомо каждому прилежному студенту богословія, и нашлись строгіе нмцы, которые рзко обличали подражателя и въ слабомъ пониманіи философіи, и въ поверхностномъ знакомств съ трудами экзегетики. Такъ судилъ, между прочимъ, знаменитый оріенталистъ Эвальдъ, очень религіозный человкъ, который еще въ пятидесятыхъ годахъ самъ написалъ и Исторію израильскаго народа и Исторію Христа. Въ заключеніе своего разбора Жизни Іисуса Ренана, Эвальдъ говоритъ: «Если теперь мы возвратимся съ тому, что въ этомъ сочиненіи можно найти добраго и прекраснаго, то мы замтимъ, что все это заимствовано изъ нмецкихъ источниковъ и есть не что иное, какъ плодъ послднихъ трудовъ Германіи….. Говоримъ это не для того, чтобы потребовать себ навалъ честь, весьма скудную, если взять эту книгу въ ея цломъ; но мы удивляемся, что нашъ авторъ, вопреки своему обычаю, уже не ссылается больше на Германію, и что онъ, во всей своей книг не упоминаетъ о тхъ нашихъ трудахъ, которые относятся къ предмету его сочиненія» (Gr"ott. gelehrte Anz. 1863).

И такъ, религіозный складъ мыслей, слды котораго мы находимъ у Ренана и который онъ уметъ выражать съ такою силою и искусствомъ, есть, во-первыхъ, плодъ протестантства. Ренанъ протестантъ, насколько онъ сознательно держится своихъ идей. Всякій фактъ, всякій текстъ онъ возводитъ къ ихъ общему, отвлеченному смыслу, и религія для него есть только дло совсти каждаго.

Но, вмст съ тмъ, онъ и католикъ. Какъ извстно, онъ былъ даже съ дтства назначаемъ къ духовному званію и получилъ высшее католическое образованіе въ семинаріи св. Сульпиція. Поэтому, чисто-католическія воззрнія у него безпрестанно отзываются. Напримръ, онъ всегда исповдывалъ умственный аристократизмъ, извинялъ приспособленіе къ обстоятельствамъ, pias fraudes и т. д.