Какое мелкое пониманіе человческихъ радостей и горестей!

Чрезвычайно удивительно, что человкъ, написавшій исторію первобытнаго христіанства и исторію израильскаго народа, не понималъ, однако, въ сущности, что такое грхъ, а, слдовательно, и что такое святость. Онъ былъ воспитанъ какъ духовный, и всю жизнь занимался предметами, на которыхъ былъ воспитанъ; не странная ли загадка, что онъ не понималъ существенной черты религіи? Для него грхъ есть не боле, какъ тоска; для него никогда не было ясно, какъ возникаетъ въ дупі сознаніе грховности и желаніе отъ нея освободиться. Въ одномъ мст Ренанъ самъ даетъ намъ нкоторый ключъ къ этой загадк. Защищаясь отъ упрековъ Аыіеля, онъ говоритъ:

«Вотъ великая разница между воспитаніемъ католическимъ и воспитаніемъ протестантскимъ. Т, кто, подобно мн, получилъ католическое воспитаніе, сохранили въ себ глубокіе его слды. Но эти слды не суть догматы, это — мечтанія. Какъ только та великая златотканная завса, испещренная шелкомъ, ситцемъ и коленкоромъ, за которою католицизмъ скрываетъ отъ насъ зрлище міра, — какъ только, говорю, эта завса разодрана, мы видимъ вселенную въ ея безконечномъ великолпіи природу — въ ея высокомъ и полномъ величіи. Между тмъ, протестантъ, самый свободный, часто сохраняетъ въ душ какую-то грусть, нкоторый запасъ умственной суровости, подобной славянскому пессимизму [11] . Иное дло — улыбаться надъ легендою какого-нибудь миологическаго святаго; иное дло — хранить въ себ впечатлніе этихъ страшныхъ тайнъ, которыя наводили печаль на столько душъ, притомъ лучшихъ душъ» [12] .

Намъ кажется, что Ренанъ тутъ очень врно и искренно указалъ на источникъ того, что, по его мннію, составляетъ его достоинство, а по нашему — его недостатокъ. Разница между католическимъ вольнодумцемъ и вольнодумцемъ протестантскимъ очевидно зависитъ отъ разницы между самимъ католичествомъ и протестантствомъ, Отсутствіе «нравственной серіозности», непониманіе «грха» — вытекаютъ въ извстной мр изъ католическаго воспитанія Ренана. И въ самомъ дл, если въ религіи преобладаетъ вншній характеръ, если спасеніе человка зависитъ не столько отъ него самого, сколько отъ средствъ и дйствій, направляемыхъ на него извн, то естественно, что его нравственное чувство станетъ терять свою силу, можетъ даже заглохнуть и выродиться. Протестантъ, пріученный обращать къ своей душ боле строгія требованія, получаетъ, такимъ образомъ, важное преимущество надъ католикомъ. Можно порадоваться, что мы, русскіе, оказались тутъ на той сторон, которой нельзя не отдать полнаго предпочтенія. Говоря о славянскомъ пессимизм, Ренанъ, очевидно, разуметъ т произведенія нашихъ писателей:, которыя недавно обратили на себя вниманіе Европы и поразили французовъ своимъ христіанскимъ направленіемъ. И дйствительно, то, что Ренанъ называетъ «страшными тайнами», самые глубокіе вопросы нравственности были затронуты въ произведеніяхъ этихъ нашихъ писателей.

Кончая эти замтки, не можемъ не пожалть, что такъ мало пришлось сказать о свтлыхъ сторонахъ писаній Ренана. Можетъ быть, однако же, читатель, и по сказанному, уже почувствуетъ, какъ они неотразимо занимательны и какъ неизмримо богаты содержаніемъ. Нужно только умть читать Ренана, и тогда эта занимательность станетъ для насъ назидательностію, и это богатство пойдетъ намъ въ прокъ. Какъ бы то ни было, этотъ семинаристъ усплъ заставить Францію, а за нею и весь образованный міръ, интересоваться предметами и вопросами, которые считались почти сданными въ архивъ. Это составитъ для него вчную похвалу.

16 окт. 1892.