Колмогоров Александр Григорьевич
Шрифт:
За общественными, архивными и литературными занятиями молодой офицер не забывал и службу, периодически замещая командира роты [555] .
Наезжая летними отпусками в имение в Петровцы, Борис Викторович оттаивал там душой от казарменного быта. Он легко сошёлся с четырьмя детьми отца от второго брака, чем расположил к себе и родителей Елизаветы Семёновны (Семёна Исаевича и Ольгу Фёдоровну), и её родных сестёр — Веру, Таисию и Наталью, иногда приезжавших в миргородскую глушь из Петербурга. С самой Лизой, всего лишь на 2,5 года старше его самого, у Бориса установились особые, тщательно скрываемые друг от друга и тем более от родственников, отношения, на которые могли бы пролить свет многие десятки её писем к нему. Но сохранившиеся в личном фонде Б. В. Адамовича в РГВИА, они, увы, в большинстве своём недоступны исследователю по банальным «техническим причинам» [556] .
555
С 20. 07. по 20. 10. 1902 г.; с 6. 07. по 2. 08. 1903 г.
556
РГВИА, ф. 297, оп. 1, д. 58–75,78–81 (всего 1619 л.).
После смерти отца и переезда летом 1903 года Елизаветы Семёновны с детьми в столицу участие Бориса Викторовича в семейных делах Адамовичей — Вейнбергов стало совсем доверительным. Из писем О. Ф. Вейнберг к Б. В. Адамовичу в Варшаву от 30 марта и 8 мая 1904 года:
…Спасибо за цветочки. Приятный сюрприз. Хорошо бы всем поехать в Петровцы, но мужу скучно в деревне. Не хочет ехать и Тася. А я без неё не поеду. Если бы Вы смогли жить там всё лето, то и мы бы поехали. Удивляет храбрость Лизы ночами в Петровцах. Она Вам часто и много пишет. Целую Вас за хорошее к нам отношение… [557]
557
Там же, д. 80, л. 1–5.
Из письма 12-летнего Георгия Адамовича старшему брату в Варшаву от 17 мая 1904 года:
Дорогой Боря! Олюшу уже отпустили из гимназии, счастливая. Меня же отпустят только 20-го. Как поздно! Уроки на лето зададут, но очень мало. Учитель ботаники велел нам собирать гербариум, не менее 25 растений. Это будет совсем не трудно и даже интересно. 14-го, на Коронацию, мы были на островах. Нам очень понравилось. Погода была хорошая, но страшный ветер. Теперь лучше, но довольно холодно.
Вчера в день Святой Троицы были у Тани в Смольном. Она весёлая, рада, что скоро отпускают. Оттуда поехали к бабушке и там гуляли до вечера. Сегодня мы опять едем к ней. Прости, что так долго не писал и что пишу без линеек и транспаранта. Целую Тебя крепко. Любящий Тебя очень Жоржик [558] .
Из письма от 6 июня 1904 года:
Дорогой Боря!
Вот мы и в Петровнах. Ехали очень хорошо. Бабушка, Тётя, Верочка и Тася приехали утром из Петергофа и вместе с дедушкой и Жаком провожали нас на вокзал. Утром в вагоне мы встали очень рано, так как поезд приехал в Москву в 7 утра. Нас встретил И. М. Ильин и повёз к себе пить кофе. Потом мы поехали к Иверской и вернулись к обеду. Поезд отходил в 6 вечера, и Ильин и Штадены нас провожали. Чай мы пили уже в Серпухове.
558
Там же, д. 36, л. 1–1об.
В Миргороде нас встретили Дядя, Тётя и мужики с подводами. Мы заехали на кладбище, где похоронен папа. В Петровцах нас встретил дядя Саша, который всем нам очень понравился, но у него сегодня вскочил флюс. Дивчина Домна, которую наняла Тётя, кстати сказать, очень способная — в два дня научилась накрывать на стол.
Большая кошка жива, а котят, которых отдали Марусе на сохранение, разодрали голодные собаки! Вечером пришла старая почтальонша и принесла письма от Тебя и Таси. Газет ещё нет. Погода чудная: всё время голубое небо и ни разу не было дождя. Сегодня в первый раз набрали земляники.
Так как у Олюши и Тани нет места, то я пишу от своего и их имени жалобу на Вову. Нам говорили: «Вот поедете в Петровцы, там и покатаетесь на Вовином велосипеде». И вдруг… что же Ты думаешь! Вова нам его не даёт. Просим тебя написать ему убедительное письмо. Сломать мы его не сможем, потому что в Петергофе мы катались на Тасином и Верочкином велосипедах, тем более что двое бегут рядом. Крепко целую Тебя. Очень Тебя любящий Жоржик. Приезжай к нам скорее [559] .
559
Там же, д. 36, л. 2–3 об.
Но штабс-капитан, смиряя плоть, предпочёл войну идиллии летнего отдыха вблизи влюблённой и недосягаемой для него женщины. Перед глазами стоял необъяснимый поступок матери, в 62 года добровольно оставившей мирскую жизнь, уехавшей 4 апреля на русско-японскую войну в Маньчжурию и уже «крещённой» в Харбине первым общением с тяжелоранеными, доставленными из-под Тюренчена.
Неучастие элиты армии в дальневосточной и, как им казалось, быстротечной, победоносной войне, не лишало молодых гвардейских офицеров военного счастья и ратных подвигов на полях сражений. Более того, подобный порыв приобретения бесценного боевого опыта приветствовался и поощрялся производством в следующий чин при зачислении добровольца на место выбывшего в бою армейского командира его ранга.
Сделали свой выбор и два друга-кексгольмца Борис Адамович и Константин Цабель, отправившись 19 июня из Варшавы на далёкую азиатскую войну с неведомым доселе для России и, как показали уже первые бои, непредсказуемо-упорным врагом. Из письма Т. С. Вейнберг Б. В. Адамовичу от 18 июня 1904 года:
…Вчера получили твою неожиданную телеграмму. Ты нас огорчил. Только на днях Лиза писала, что ты принимаешь роту и потому неизвестно, удастся ли тебе просить отпуск в Петровцы. И вдруг такая перемена. Ждём подробностей. Лизу это ужасно опечалит, она так ждёт тебя. И мы радовались, что ты с детьми поживёшь. Знаю, что ты об этом тоже мечтал. Конечно, на всё воля Божья. Пишу в Петровцы, может и туда письмо не успеет. Всплакнули мы вчера. Будем молиться за тебя, и, может быть, Он будет милостив. Не забывай искренне любящую тебя друга Тасю. Дай Бог тебе избежать всего страшного. Ведь ты сам не очень крепкого сложения. Помни о нас всех, знай, что мы горячо любим тебя. Сколько радости доставишь нам, если чиркнёшь словечко… [560]
560
РГВИА, ф. 297, оп. 1, д. 80, л. 10–10 об.