А потом Даниэль начинает кричать.

— Ах ты козел! Дерьмо куриное! В чем твоя проблема? Думаешь, я дура? Думаешь, я умерла бы с горя, если бы ты просто расстался со мной? — Она идет к нему. Ребята, прежде смотревшие на нее с легким любопытством и проходившие мимо, теперь таращатся на нее во все глаза. Она в центре внимания. Они с Гидомв центре внимания.

Гид пятится назад. Но на парковке много машин, и пятиться некуда. Он начинает паниковать. Она по- прежнему кричит. Надо ее успокоить. «Мидвейл» — тихое местечко, а ее крик в четыре раза громче самого громкого звука, который я когда-либо слышала на его территории.

— Даниэль, я понимаю, что ты расстроена…

— Ни фига ты не понимаешь. Думаешь, можно просто трахнуть меня… точнее не совсем. Думаешь, если я предложила тебе свою девственность, можно просто уехать и никогда больше со мной не разговаривать, и все будет о’кей?

Просто удивительно, думает Гид, как точно она изложила все то, что произошло между ними. И она сказала «предложила» — не значит ли это, что она подозревает, что между ними все-таки ничего не было? Он помнит только туман и общую взволнованность, но по большей части уже забыл, что произошло. У него как-то не нашлось времени сложить все воедино (в отличие от Даниэль). Как плохо и несправедливо он с ней поступил. Он невольно думает о Пилар, о том, как ужасно любить ее и не знать, отвечает ли она ему взаимностью. Как ужасно иногда видеть ее и чувствовать, что он ей нравится — все знаки налицо. Но когда они расстаются и он с надеждой восстанавливает в памяти их общение, эти знаки рассыпаются в бессмысленную пыль.

На бетонных ступеньках между учебными зданиями и жилыми корпусами собралась уже толпа зрителей (если можно их так назвать). Устав кричать на Гидеона, Даниэль переключается на них.

— Вам что, заняться больше нечем? Идите поиграйте в поло или что вы там еще делаете! Разложите свитера по цветам! — Ребята стоят с вытаращенными глазами на побледневших лицах, их губы в ужасе вытягиваются в тонкую линию.

Наверное, они думают: а что плохого в том, чтобы раскладывать по цветам свитера?

— Послушай. — Гид наклоняется и кладет руки ей на плечи. Она вырывается. — Эй, — говорит он. Из уголка ее глаз по щеке течет черная струйка туши. — Эй, прекрати. Ты же знаешь, что осталась девственницей.

Все напряжение как будто испаряется из ее тела. Она обмякает. Гид старается не смотреть на темные пятна от прыщей вокруг ее рта, замазанные бежевым кремом.

— О чем это ты?

— Я имею в виду… Мне кажется, я даже не… — Он не знает, как объяснить это на словах, поэтому показывает жестом, складывая пальцы в кулак и просовывая в дырочку указательный палец. Даниэль по-прежнему таращится на него. Ее сероватая кожа в пятнах отчего-то кажется ему сексуальной. — Ну что, поняла? — спрашивает Гид, надеясь, что ему удалось ее успокоить.

Следует долгое молчание, когда они просто смотрят друг на друга. Гид отчетливо слышит сосновый аромат в воздухе и осознает, как не к месту выглядит Даниэль — грубоватая, в черной одежде — на фоне безупречной и беззаботной атмосферы кампуса. Он вспоминает, чем она его привлекла. Все девушки по-своему сексуальны. Ему нравятся те, что все время сияют, и те, у которых печальный и нездоровый вид.

— Ты девственница, — повторяет он и думает: на- верное, для нее это хорошая новость.

Но она вдруг бросается на него и принимается колотить его кулаками по груди и плечам (попала бы и по голове, если бы он не закрылся руками).

— Ты идиот. Какой же ты идиот! Черт, не могу поверить, как можно быть таким идиотом! Проблема ведь совсем не в том, девственница я или нет!

Гидеон продолжает укрывать голову. Он ничего не видит. Но ему хотелось бы, чтобы слово «девственница» она произносила не так громко.

Проблема в том, что ты козел! — Даниэль продолжает довольно бессмысленно избивать его ладонями, запястьями и локтями. А Гид тем временем отвлекается и начинает представлять, что она делала по до роге сюда. Думала ли она о том, что скажет ему? Или все время молчала? А что известно об этой ситуации Джиму Рейберну? И кто это сказал, что женщины такие же сильные, как мужчины? Как будто двухлетка бьет мухобойкой. Конечно, Даниэль довольно миниатюрная, насколько вообще может быть миниатюрной девочка-подросток, существующая на диете из чипсов, диетической колы и замороженных полуфабрикатов. А потом — о чудо! — кто-то оттаскивает ее. Еще пара ударов мухобойкой… Он приоткрывает голову и видит — кого бы вы думали? — Молли Макгарри, которая держит Даниэль за руки. Даниэль вырывается, но Молли, кажется, не стоит ни малейших усилий удерживать ее. Значит, мне не показалось, думает Гид. Даниэль действительно слабачка. В нескольких шагах от них стоит Эди, застегивая и расстегивая пряжку своей неизменной сумки с книгами.

— Молли, — выдыхает Гид.

— Я тебя отпущу, — говорит Молли, — но ты должна пообещать, что не тронешь Гида.

— Не трону, — смирившись, говорит Даниэль и вытирает потекшую тушь тыльной стороной ладони.

Даниэль поворачивается к нему:

— Я тебя ненавижу. Понимаешь или нет? Если я так спокойно об этом тебе говорю, не думай, что я перестала ненавидеть тебя!

И тут на склоне холма появляется Джим Рейберн. На лице у него победоносная улыбка. Гиду остается лишь воображать, какое сокрушительное поражение потерпела электрическая система капитана Яйцеголового.

Думаю, твой учитель очень благодарен мне за то, что я для него сделал, — говорит Джим. — А ты благодарен мне за то, что я сделал для тебя? Правда, она

просто прелесть? — Он обнимает Даниэль за плечи. Но Даниэль пятится назад и прячется за спину Эди.

Молли смотрит на тротуар.

— Упс, — шепчет она. Гид цедит сквозь зубы:

— Мы с Даниэль больше не встречаемся.

— Да что ты, — шепотом произносит Джим Рейберн, — а она мне совсем другое говорила.