Шрифт:
— Хороши, стало быть, у него внуки?
— В кино только таких показывают. А старшая-то, которой механик провиант разный да письма от матери возит, ни дать ни взять княжна Тараканова, только белобрысенькая, и годов помене, и тела женского пока еще на ней нет. А так вылитая картина из журнала «Огонек». Бабка ее, Дарья, в молодые годы, сказывают, тоже всякого встречного заставляла оглядываться. Сильного цвету, говорят, была женщина. Покойник Артемий Иволгин на девятом месяце молил ее женой ему стать. А она вышла за него, когда ее Наде, стало быть Трофима Бахрушина дочери, три года было. Все ждала своего подлеца. Не верила, что он под Омском погиб. Вот и дождалась… Выжил, костяная душа, тряпичное дягилевское отродье! Ну, да ничего. С чем приехал, с тем и уедет…
Незнакомая женщина долго и подробно рассказывала Трофиму знакомую историю с неизвестными для него добавлениями.
— Ее, говорят, в те выборы депутатом выдвинут. Так мыслимо ей себя ославить в Бахрушах и с каким-то там… уж вы сами, гражданин хороший, это не бабье слово про себя вымолвите… разговоры разговаривать, — сказала женщина и плюнула в сторону.
Они дошли до развилки.
— Ишь куда бабий язык завел вас… Вот она, дорога-то, на Митягин выпас. Там раньше скит, говорят, был. Ну, так счастливого вам отдыха, а мне — сюда.
Трофим, раскланявшись с женщиной и поблагодарив ее за рассказ, присел на пеньке возле развилки лесных дорог и, вытаскивая трубку, показал этим, что ему необходимо отдохнуть, покурить перед тем, как двинуться в обратный путь.
XXXII
На пне Трофим просидел час или более. След мотоциклетных шин, уходивший по дороге на Митягин выпас, звал его. А он не решался ступить на эту дорогу. Он боялся теперь встречи с Дарьей. То, что говорила ему незнакомая женщина, несомненно, выражало отношение к нему Дарьи. Может быть, ее слова были повторены здесь.
Но желание видеть ее было велико. Если он станет перед нею на колени, а потом падет ниц и скажет: «Я так долго хотел услышать из уст твоих отпущение незамолимых грехов моих», — может быть, она и не прогонит его?
Нет. Ему нужно найти другие слова. Ему нужно рассказать правду о том, как счастливый случай выболтал к ней дорогу, и не напускать никакого тумана. Бог для ее сердца будет плохой отмычкой. Но ведь Трофим и в самом деле не преследует никакой корысти. Ему нужно видеть ее и сказать ей, что он любит ее одну, и даже если ему казалось, что Эльза была любима им, то это случилось потому, что ее сатанинская бесстыдная плоть полонила его. И это нужно было сказать Дарье, чтобы она знала, как в этих лесах началось и кончилось его счастье и что только здесь останется продолжение его рода, который не хочет и, наверно, не должен узнавать в нем своего отца и деда.
Вечерело. Лес смолкал. Ни ветерка, ни писка птенца. Солнце было еще высоко, и на верхушках елей густо зрели в его лучах золотые шишки.
Все живое оставляет после себя потомство. И ель, и папоротник, и замеченный Трофимом под елочкой мухомор.
И зачем не ответил тогда Трофим девствующей во вдовстве Марфе и не вошел в ее тосковавшую по мужику избу! Может быть, теперь он бы и не оказался таким одиноким.
Где-то далеко, очень далеко заговорил мотоциклет. Несомненно, это возвращался Андрей Логинов. Трофиму не следует встречаться с ним в двух-трех верстах от Митягина выпаса. Об этом завтра же будет известно Дарье.
Пойти назад по дороге в Бахруши?.. Но далеко ли уйдешь? Главный механик нагонит и спросит Трофима, как и зачем он забрел сюда.
А мотоциклет все ближе и ближе. Самое верное — спрятаться в молодом ельничке, а потом, пропустив Логинова, пойти ближней тропой, если она не заросла. Так он и сделал.
В густом еловом молодняке не раз хоронился он с Даруней от чужих глаз и часами просиживал, но замечаемый даже птицами.
Мягок и сух лесной покров в жарком июле. Как на хорошей постели, лежит Трофим. Здесь еще гуще пахнет грибами и ярче видится прожитое.
Мотоциклет замолк. По дороге прошла комолая коза. Наверно, та самая блудня, которую искала встречная женщина в розовом полушалке.
Мотоциклет снова объявил о своем приближении «и наконец показался. Трофим прижался к земле, пригнул голову, чтобы видна была дорога.
Это был он. В коляске мотоциклета сидела девушка в голубом сарафане. Она сказала Логинову:
— Дальше бабушка не велела…
— Я знаю, — ответил Андрей.
Девушка легко выпрыгнула из коляски и протянула руку.
— Завтра приезжай пораньше.
— Да как же пораньше… Надежда Трофимовна по воскресеньям рано не встает.
— А ты разбуди маму.
— Это все равно… Пока до завода да обратно… Да она и забоится скорой езды… Вот тебе и три часа. Раньше одиннадцати не приехать… Погоди, Катя, не уходи… Посиди в коляске. Еще мало времени.
Если бы Андрей не назвал Катю по имени, если бы Катя не произнесла ни единого слова своим тягучим и певучим, никогда не смолкавшим в ушах Трофима голоском, если бы Катя встретилась Трофиму на Бродвее или в самом неожиданном месте, он все равно остановился бы и окликнул ее: «Даруня, как ты попала сюда?»