— Мам, я же говорю: это ни к чему.

Антонина Павловна успокоилась, решив, что новое увлечение дочери не представляет угрозы. Будь Клавдия влюблена, она наверняка захотела бы принарядиться.

«Расслабься и доверься ведению...» Импульс. Спин-поворот. Клавдия заваливается на партнёра.

Раз, два... спин... Шаги — это легко. Трудно держать равновесие. Нужно помнить про три королевских правила: плечи расправлены, подбородок вверх, живот втянут.

Импульс... спин... Опять неудача. Не страшно.

Импульс... спин... Снова и снова. Спин!

Есть! Я королева!

Если танец — это маленькая жизнь, то, может быть, учиться танцевать означает учиться жить?

Иногда Савва с Клавдией заранее планировали, чем займутся при встрече, но чаще это было для Клавдии сюрпризом. В тот вечер они встретились на Пушкинской. По Тверской в любое время суток шёл нескончаемый поток машин и людей. Дождь, будто забывшись, прекратился, но ночное небо по-прежнему было затянуто тучами линялого, блёкло-серого цвета.

— Что будем делать на этот раз? — поинтересовалась Клавдия.

— Кутить, — загадочно ответил Савва.

— По какому поводу?

— У меня день рождения.

— Правда? А что же ты молчал?

— Вот теперь говорю.

— Всё как-то неожиданно. У меня даже нет подарка, — растерялась Клавдия.

— Давай просто отметим этот день вместе. Это и будет твоим подарком, — предложил Савва.

Они миновали несколько кафе и свернули в арку.

— Куда мы идём? — спросила Клавдия.

— Секрет.

Они оказались во дворе. Изнанка улицы не имела ничего общего с парадным великолепием фасада. Двор выглядел полутёмным и замызганным. Возле мусорных баков валялись пустые коробки и пивные бутылки. Миновав похожую на сейф стальную дверь какого-то офиса, Савва подвёл Клавдию к входу в подъезд и нажал на кнопки кодового замка. Раздался щелчок. По тускло освещённой лестнице они поднялись на второй этаж и остановились перед зашарпанной дверью. Когда-то она была выкрашена в коричневый цвет, а теперь масляная краска отшелушилась и походила на чешую больной рыбы.

— Что здесь? — насторожилась Клавдия.

— Мастерская моего друга. Он художник.

Савва отпер дверь и пригласил Клавдию войти.

Девушка поколебалась, но переступила порог. Вся эта затея ей не нравилась. В чужой квартире в отсутствие хозяина она чувствовала себя не в своей тарелке.

— А твой друг скоро придёт?

— Вообще-то он тут не живёт. У него квартира на «Юго-Западной», хотя иногда он ночует здесь, когда много работы или с женой поругается. Сейчас он на полгода уехал в Германию, а мне предложил переехать сюда. Я здесь своих клиентов принимаю, в общаге не очень-то разбежишься.

— Другим ты тоже имидж создаёшь? — холодно спросила Клавдия.

— Это моя профессия.

— И много у тебя дипломных работ?

— Ты что, ревнуешь? — рассмеялся Савва.

— Вот ещё! Мне всё равно, кого ты там малюешь, — буркнула Клавдия.

Она почувствовала, как заливается краской. Положение — нелепее не придумаешь! Можно подумать, будто она в самом деле ревнует. Но, чтобы ревновать, нужно как минимум влюбиться.

Савва улыбнулся.

— Ты — это совсем иное. На других я просто практикуюсь да и заработать не грех. На стипендию не разживёшься. Да не стой ты посреди комнаты. Располагайся. А я пока на стол соберу.

— Тебе помочь? — предложила Клавдия.

— Нет, я сам справлюсь.

Он ушёл на кухню. Клавдия огляделась.

Просторное помещение выглядело по-холостяцки не ухоженным. В последний раз его ремонтировали при царе Горохе. Кое-где краска с дощатых полов облезла, обнажив фактуру досок. Обстановка была на удивление разношёрстной. Клавдия полагала, что художники уделяют больше внимания стилю своего жилища. Все предметы мебели вопиюще не сочетались друг с другом, создавалось впечатление, будто их свезли сюда на временное хранение. Старинное бюро красного дерева с инкрустацией из слоновой кости соседствовало с ультрасовременным диваном на хромированных ножках. В углу высилось антикварное трюмо, которое смотрелось бы к месту где-нибудь во дворце, а напротив стояло офисное крутящееся кресло и сервировочный столик, уставленный всевозможными флаконами и баночками.

Над всей этой несуразицей доминировали картины. Они были всюду: на стенах и на полу. Среди них несколько абстрактных полотен по большей части в тревожных красно-коричневых тонах. Но основное место в творчестве художника занимала обнажённая натура. Голые женщины лежали, стояли, сидели, бесстыдно выставляя напоказ свои гротескно увеличенные груди.

Клавдия присела на краешек дивана. Она чувствовала себя, как сжатая пружина. Зачем Савва притащил её в чужую квартиру? На грудастых девиц смотреть? Разве нельзя было посидеть в «Шоколаднице»? Может, мама действительно права, и все парни только и думают, как бы затащить девушку в постель?