– Анфиса Валентиновна, а вашей дочери часики ювелирные не нужны? – вдруг спросила она, подумав, что та вполне могла бы купить дорогую и редкую вещь.

– Ой, что ты! – только махнула рукой соседка. – Не до часиков ей, и так едва концы с концами сводит! Муж-то бывший только на Елисея денег и дает, да и то не купюрами, а вещи покупает да садик частный оплачивает.

В этом месте Женя про себя удивилась – своими ушами слышала, как ушлая доченька Анфисы рассказывала, что договорилась с директором садика, в который, кстати, Елисейка не ходил, что деньги будет забирать, отдавая немного директору в качестве благодарности. Бухгалтерии в саду, очевидно, не было, и деньги вручались «из рук в руки». Мальчик же почти все время проводил здесь, у бабки, бегая по коридору с деревянной сабелькой и непонятно мыча. Женя даже думала, что он немой, жалела, но потом разобрала пару слов и успокоилась.

– Жалко, – пробормотала Женя, однако почувствовала облегчение – все-таки продать памятную вещь совершенно незнакомому человеку и никогда больше ее не видеть куда легче, чем потом видеть на том, кого знаешь.

– Да ты в ювелирную скупку отнеси, в «Фараоне» такая есть, – подсказала соседка, хотя про себя подумала, что вряд ли у нищей детдомовской девчонки есть что-то мало-мальски ценное.

– Да, пожалуй, – рассеянно проговорила Женя и, сунув мешочек с часами в карман, стала заваривать чай.

– Возьми сладенького, – предложила Анфиса Валентиновна, протягивая тарелку с «хачапури», но Женя отрицательно помотала головой:

– Спасибо, совсем не хочется есть. Чаю вот выпью и поеду.

– Ну, как знаешь.

На улице очень похолодало, и Женя в стареньком пальто очень пожалела, что не надела шапку и не взяла перчатки, но возвращаться не стала – примета плохая, а ей сегодня очень нужна удача. Троллейбусом до торгового центра было около часа езды, но это обстоятельство девушку даже обрадовало – забившись на сиденье рядом с печкой, она успела согреться. Конечно, со временем придется рассказать Лене о том, куда исчезла «мамина память», но сейчас думать об этом не хотелось. Память памятью, а от наличия денег сейчас зависела жизнь единственного родного человека – сестры. Лена потом поймет и простит, не сможет не понять!

В «Фараоне» играла музыка, хотя было еще довольно рано, но покупатели уже были, бродили по магазинам, сидели в открытых кафе, повсюду сновали девушки с рекламными листовками. Женя нашла стенд с информацией, долго изучала, пытаясь понять, где находится нужное ей место, и, наконец, отыскала его на пятом этаже. Поднявшись в лифте, она оказалась в длинном коридоре, по обе стороны которого тянулись ряды одинаковых темно-коричневых дверей. Найдя табличку с надписью «Скупка золота», Женя толкнула дверь и вошла, оказавшись в просторной светлой комнате, перегороженной двумя столами. У одного из них на стуле сидела женщина лет тридцати пяти с каштановыми локонами, небрежно выбившимися из-под бордового беретика. Одета она была в короткое пальто из тонкой серой замши, на ногах – серые же сапоги на удобных каблучках. Вещи были явно дорогими, да и на пальцах, которыми женщина постукивала по столу, Женя заметила три красивых колечка с камнями.

– Присаживайтесь пока, девушка, – предложил маленький лысоватый мужчина-ювелир, оторвавшись от рассматривания камня, который держал пинцетом.

Женя села на второй стул, и тут женщина предложила:

– Лазарь, мне ведь не срочно, могу подождать, а ты девушку выслушай, может, у нее неотложное что-то. Идите сюда, милая. – И она встала, уступая свой стул Жене.

– Как скажешь, Леночка, если хочешь, так посиди, потом кофейку выпьем вместе, – согласился ювелир и обратился к Жене: – Что у вас?

– У меня… вот… – заторопилась Женя, вытаскивая из сумочки бархатный мешочек.

Ювелир надвинул на глаз лупу и раскрыл часики, долго вертел их, разглядывал, то поднося ближе к лицу, то отводя подальше. Женя, закусив губу, ждала. Сидящая за соседним столом женщина тоже с интересом разглядывала вещицу. Наконец ювелир закончил, закрыл часы и, положив их на стол перед собой, поднял на Женю глаза, сдвигая на лоб лупу:

– Милочка, а откуда у вас такая красота?

– От мамы осталось.

– Ой ли? А если подумать?

– О чем? Это мамины часы. – Женя не понимала, почему вдруг взгляд ювелира стал каким-то жестким, а голос сердитым.

– И как же матушку вашу звали?

– А почему я вам должна отвечать? – звенящим от возмущения голосом спросила Женя и протянула руку, чтобы забрать часы, но ювелир шустро накрыл их своей ладонью:

– Стоп-стоп, красавица! На вопросик-то мой ответить придется, а то ведь я в полицию могу позвонить.

– В полицию? – растерялась Женя и отпрянула назад. – За что?

– А часики эти не ваши, дорогуша.

– Лазарь, погоди, – вмешалась женщина, – что ты сразу… Давай спокойно поговорим. Девушку ж видно – молоденькая, порядочная. С чего ты решил, что часики не ее?

– А с того, дорогая ты моя племянница, что часики эти вот этими самыми ручками сделаны были, понятно?! – Ювелир ткнул в сторону женщины пятерней. – Я их делал с часовщиком знакомым, только его в живых нет уже. Что ж, по-твоему, я работу свою не узнаю? Да я для такого человека их делал, что этой сикухе и не снилось! Говори, откуда часы?! – взревел он, разворачиваясь в сторону оторопевшей и сжавшейся на стуле Жени.