Шрифт:
— Обыск.
— Даже так? У вас и ордер есть?
— А как же, — хмыкнул он. Из планшета показался лист бумаги с печатями и подписями. — Убедились? Теперь прошу удовлетворить мою просьбу.
Дельфия сходила в свой кабинет и вернулась оттуда с сумочкой. В ней находились ее документы. Достав их, она протянула паспорт оперу.
— Дельфия Дионисовна Сифакис, — прочитал Казиев.
«Надо же, — подумала Наташа. — Она на самом деле Дельфия. Хотя, возможно, имя это она получила не при рождении. Его поменять можно легко. И стоит это недорого…»
— Так вы реально гречанка? — последовал вопрос опера, ответ на который интересовал и Наташу.
— По отцу. Мама у меня русская.
— У вас не наша прописка.
— Совершенно верно. Я зарегистрирована в другом городе.
— В каком?
— А вы разве не видите?
— Так в каком?
— В подмосковных Люберцах.
— Родились там?
— Родилась я в Салониках. И этот город как место рождения указан в паспорте. Из Люберец моя мама. Когда она ушла от отца, вернулась домой…
— Я ведь пробью ваш паспорт, — уж очень сурово проговорил Казиев. Он был молод и невероятно хорош собой. Эдакий душка, с бархатными глазами, картинными кудрями и румянцем во всю щеку. Наверняка, когда он бывал не при исполнении и ходил с друзьями в какие-нибудь заведения, девушки на него гроздями вешались. Сейчас же это был именно служитель закона, строгий, непримиримый, и от него хотелось держаться подальше.
— Что вам в моем паспорте не понравилось? — устало спросила Дельфия.
— Дата рождения. Судя по ней, вам тридцать один год.
Дельфия шумно выдохнула, закатив глаза, затем достала из сумки лист, сложенный вдвое, и протянула его оперу.
— Что это?
— Медицинское заключение. Читайте.
Казиев развернул его и пробежал глазами текст.
— Прогерия? — нахмурился он. — Что это?
— Синдром преждевременного старения. Редчайшее генетическое заболевание.
— Я что-то слышал о таком…
— Вы слышали, а я им страдаю.
— И давно у вас… это?
— С двух лет. Когда «это», как вы выразились, началось, отец бросил нас.
— Ненависть к мужчинам у вас из-за болезни?
— И из-за нее тоже, — спокойно ответила она.
— Значит, вы не отрицаете, что являетесь основательницей секты мужененавистниц?
Ни один мускул не дрогнул на морщинистом лице Дельфии.
— Ни разу о такой не слышала, — проговорила она тем же ровным голосом, каким вела весь диалог.
— Бросьте! Все вы, — он обвел взглядом лица женщин, задержав его на Наташином чуть дольше, — являетесь членами этой секты. А вы, Дельфия Дионисовна, ее верховная жрица.
— У вас есть доказательства?
— Найдем.
— Что ж… Ищите! — Она сделала приглашающий жест рукой. Будто дорогих гостей в дом звала.
— Я одного не пойму, — встряла Даша. — С какой стати вы тут шарить будете? Даже если мы мужиков и ненавидим. Что с того? Это противозаконно?
Дельфия метнула на свою помощницу грозный взгляд, и та сразу замолчала.
— Противозаконно все, что наносит моральный или физический вред человеку. А ваша секта наносит и тот, и другой. — Он подошел к Дельфии вплотную. Они чуть ли носами не стукнулись. — Если я найду хоть одну крохотную и незначительную улику, подтверждающую, что вы причастны к похищению людей, я тут же надену на вас наручники…
— Не надо меня пугать, — и, отойдя на шаг, Дельфия сказала: — Делайте свою работу.
— Позвольте ключи от вашего минивэна?
Даша, которая приехала на нем, кинула их на прилавок.
— Пока вы тут хозяйничаете, мы можем сходить покушать? — спросила Дельфия. — У нас перерыв на обед, между прочим.
— Нет, — отрезал он. — С вами у нас еще разговор будет. А вы, — обратился он к Наталье, — можете идти.
Она не поверила своим ушам:
— Правда?
— Вы же тут не работаете, так?
— Так.
— Значит, вы свободны. Но не забывайте, у вас завтра утром встреча со следователем…
Наташа метнулась к двери и вылетела за порог. Три ступеньки преодолела в один прыжок.
Бежать, бежать скорее отсюда…
Попасть домой, зарыться в одеяло и поплакать.
Это не избавит от проблем, наслаивающихся одна на другую, но принесет временное облегчение. Потом нужно будет подумать, что делать дальше, но сначала поплакать, зарывшись в одеяло.
Наташа так глубоко погрузилась в свои переживания и набрала такую крейсерскую скорость, что не заметила человека, возникшего у нее на пути, и едва его не снесла. Ноги точно отдавила!