— Как расплачусь по кредиту, буду балкон стеклить, — сообщила она. — И начну на нем помидоры выращивать…

Дальше речь пошла об овощах Михалны, которые она на своей лоджии взращивает. Под бабкину зудение Паша перелез на соседний балкон. Сделал он это легко, играючи, как будто находился не на третьем этаже, а в метре от земли.

Кен заглянул за перегородку, проследил, как Паша подходит к окну, прилипает к стеклу носом, чтобы увидеть, что за ним.

— Ну, что? — спросила бабка, отодвинув Кена. Ее бледно-голубые глаза светились любопытством.

Паша отмахнулся от нее.

— Так что ты видишь? — Это уже Кен поинтересовался.

— В комнате человек, сидит на стуле. Не пойму, кто.

— Не Егор?

— Не похоже. Вроде волосы длинные…

— Полицию вызываем?

— Да, надо. — Павел повернулся. — Бабуль, звони ноль два. А я в квартиру проберусь пока.

— Как?

— Окно разобью. Тут только одна балконная дверь закрыта, вторая распахнута. Будет нетрудно.

— Но зачем?

— Вдруг человеку помощь нужна…

Он сорвал с веревки, натянутой на балконе, сохнувший на ней свитер. Обмотав им руку, размахнулся и долбанул по стеклу. Раздался звон.

— Бабуль, звони! — поторопил Кен хозяйку квартиры. Но та никак не желала покидать балкон. Как же! Такое действо перед ее глазами разворачивается.

Паша тем временем просунул руку в окно, взялся за ручку, повернул ее. Но дверь не поддалась. Видно, закрыта еще на щеколду. Недолго думая, Паша пнул по ней ногой. После этого путь оказался свободным.

— Надо было сразу так! — воскликнула боевая бабка и заторопилась к телефону.

Кен наблюдал за тем, как Паша прошел в квартиру. Ему самому была видно лишь часть комнаты, но стул с сидящим на нем человеком он рассмотрел. То, что Паша принял за волосы, оказалось платком. Он покрывал голову мужчины…

В том, что на стуле сидел именно мужчина, не осталось никаких сомнений. Руки, сцепленные за спинкой стула наручниками, были жилистыми, хоть и худыми. На правой — наколка.

— Это Егор? — спросил Кен у Павла.

— Да, — хрипло ответил тот.

— Мертвый?

Паша кивнул.

— Посмотри, сколько крови… — Он указал на линолеум. По нему растеклась огромная лужа, но она уже застыла. — Ему перерезали горло…

— Открой мне, я отсюда не вижу, — попросил Кен.

— Сейчас…

И Кен пошел в прихожую.

— Сынок, ну чего там? — обратилась к нему бабка, убрав трубку от уха.

— Убийство.

— Ах, батюшки! — выдохнула она и закричала в телефон: — Слыхали, ироды? Убийство! А вы мне тут балаболите, что сейчас выехать к нам некому!

Кен вышел из квартиры и прошел к соседней двери. Ее уже открывал Павел.

— Наверное, не стоит нам тут шастать, — сказал он, впуская Кена.

— Главное, ничего не трогать…

Кен не стал проходить в комнату. Квартира была маленькой и из прихожей просматривалась целиком.

Егор сидел на стуле, свесившись всем телом вперед. Держался на нем только благодаря сцепленным наручниками рукам. Кровь, брызнувшая из раны на шее, заляпала ворот свитера, но в основном вылилась на пол.

— Ты видишь это? — спросил Паша, указав на живот покойника. Свитер был разрезан от горла донизу. Под ним ничего — ни майки, ни футболки, голое тело. И на нем вырезан знак…

— Не пойму, что там, — присмотревшись, пробормотал Кен. — Но вроде не то, что в прошлый раз.

— Тот символ мы с Наташей расшифровали. Он означает, что Егор пролил чью-то кровь и получит за это по заслугам. То есть умрет. И вот он умер!

— Тогда что у него на животе?

— Круг, в который заключена перевернутая буква «Т».

— Хм… А что это значит?

Паша пожал плечами. А Кен, заметив в углу комнаты разбитый телефон, сказал:

— А вот и сотовый Егора.

— Он пытался позвать на помощь… Звонил мне… А я… я спал! — И шарахнул кулаком по стене.

— Сынки, вы чего тут? — послышался испуганный голос старухи-соседки.

— Бабуль, не входи сюда! — Кен попытался преградить ей путь, но она оказалась очень проворной. Поднырнув под его руку, скользнула в квартиру.

— Свят, свят! — прошептала она и истово закрестилась. — Что ж творится-то?