Шрифт:
— Пойдемте отсюда! — Паша взял бабулю под руку и хотел вывести ее, но она уперлась. — А это что такое? — И ткнула в скульптуру, стоящую на столе. Она была не закончена. Или же у Егора был такой, чуть грубоватый, «шероховатый» стиль.
— Это «Обитель зла», — ответил ей Паша. — Последнее творение Егора.
— «Обитель зла» — это фильм, — проявила чудеса осведомленности бабка. И поразила мужчин своим самообладанием, граничащим с полным равнодушием к чужой смерти. — А тут какое-то уродство. Не поймешь, человек, животное или вообще кусок скалы.
— Таков замысел автора.
— У Родена замыслы, а у современных художников дурь одна! Вот зачем, спрашивается, в этом куске глины нож торчит?
Паша, заметивший его только сейчас, со значением посмотрел на Кена. Он кивнул. Нож был похож на тот, которым убили Георгия. Только ручка в виде разъяренного быка. Следствие уже пыталось установить, откуда и в какие магазины подобные ножи поставлялись.
— Пойду я, — заторопилась вдруг старуха. — Дела у меня…
— Бабуль, никому пока ни слова, хорошо? А то набегут зеваки, улики затопчут.
— Соображаю, — фыркнула та. И стремительно покинула квартиру.
Кен с Пашей следом. В подъезде они сели на ступеньки и закурили — Кен по дороге купил еще одну пачку сигарет.
Глава 7
Она постучала в дверь.
Сначала негромко, робко, затем настойчивее. И, наконец, так напористо, что костяшку указательного пальца заломило от боли…
Тра-та-та-та! Открывай, я все равно не уйду!
За дверью послышались шаги.
— Кто там еще? — Голос был нервный и очень усталый.
— Это я, Дина…
Дверь тут же распахнулась.
Паша выглядел изможденным. И дело не в том, что у него на лице вдруг обозначились морщины или мешки под глазами набрякли. Просто взгляд такой был… Свинцовый, что ли? Серые тусклые глаза, ничего не выражающие. И это у Паши, у которого они могли сверкать. Но даже не это главное… Заглянешь в них, и точно на дно идешь. Как будто гиря к ногам привязана…
Свинцовая.
— Привет, — поздоровалась с ним Дина.
— Здравствуй, — прошелестел он. Даже голос изменился. Стал слабым, сиплым.
— Могу войти?
— Конечно.
Паша посторонился, впуская гостью. Он был одет в джинсы штаны и майку. Штаны держались на бедрах и свисали, закрывая тапки. А вот майка сидела как влитая. Белоснежная, с небольшим логотипом на груди. Плечи Паши на ее фоне казались очень загорелыми. Дина залюбовалась кулоном, болтающимся на грубой серебряной цепочке. Квадрат, а внутри какой-то символ. Вроде простенько, а смотрится отлично. И очень идет к брутальному Пашиному образу…
Вот только у Дины возникло чувство, что где-то она этот символ видела.
Или он просто похож на какой-то другой?
— Хочешь выпить? — спросил Паша.
— Нет, спасибо.
— Пожалуйста, составь мне компанию.
Дина увидела на столике у зеркала бутылку джина. К нему она питала стойкое отвращение с тех пор, как в студенческие годы отравилась паленым «Гордонсом».
— А ничего другого нет?
— Чего бы ты хотела?
— Вина, возможно.
— Мартини подойдет?
— Вполне.
— У меня тут бутылка завалялась… — Он открыл чемодан и начал в нем шарить. — Купил в дьюти-фри, когда улетал из Скопье.
— Откуда?
— Это столица Македонии. — Отыскав бутылку, Паша достал ее. — Только льда у меня нет. Но ничего, сейчас попросим.
— Не стоит. Я не люблю холодный вермут.
— Как так?
— Знаю, это извращение, — улыбнулась Дина. — Но я даже иногда мартини в чай добавляю, как кто-то коньяк. Мне нравится теплый вермут или чай, отдающий им.
— Может, тебе тогда кипяточку? — усмехнулся Паша. — Могу организовать.
Она покачала головой. Павел налил мартини в стакан и протянул ей. Дина хотела чокнуться, но он сказал:
— За упокой, не чокаясь.
И выпил залпом свой джин. Дина же только пригубила вермут.
— Ты ведь в курсе, да? — спросил Паша, взяв с тарелки, что стояла на тумбочке, кусок сыра. Он был порезан грубо, впопыхах.
— Если ты об убийстве Егора, то да, — ответила Дина, сделав еще глоток мартини. На сей раз большой, и чуть не поперхнулась.
— Откуда?
— По телевизору показали.
— Телевизионщики пронюхали? Вот черт!
— Бабуля, что живет напротив, их вызвала. Получила свою минуту славы. Расскажешь, как это случилось?