Теснимые горскими черкесами, ногайцы в 1794 году, в числе до 500 человек, перешли из-за Кубани на нашу сторону; но, не имея возможности осенью следовать на Молочные Воды, остановились близ Агданизовского лимана и там начали заниматься обработкой земли и обзаводиться хозяйством. Эти закубанские выходцы в следующем году, согласно их просьбе, были, по Высочайшему разрешению, данному генералу Розенбергу 24 сентября 1794 года, поселены черноморским войсковым правительством на северо-восточной косе Азовского моря, верст за сто от Кубани, и на верность подданства России приведены к присяге.

Все было тихо и покойно на Кубанской границе; многие черкесские владельцы являлись иногда к кошевому атаману на переговоры о сохранении с обеих сторон мирного соседства. Доброе их заявление принималось с радушием, и хотя черкесы вели себя вообще мирно, но некоторые закубанские хищники, пробираясь тайком на нашу сторону, изыскивали случай погулять на наш счет. Они не хотели расстаться с наклонностью своею своровать у своих и наших, что можно было, да и в плен захватить кого-либо из русских не считали преступлением. Первым пленником попался к горцам хорунжий Бескровный; однако удалый черноморец скоро устыдил азиятцев, очутившись снова в кругу своих земляков.

Вот как это случилось: полковой хорунжий, армии прапорщик Семен Бескровный, по распоряжению войскового полковника Саввы Белого, отправился на звериную ловлю за Протоку, где встретился с поручиком Уманцовым, а потом оба они сошлись с партиею черкесов. Один из черкесов просил у Уманцова билета на свободную ловлю зверей на правой стороне Кубани. Получив отказ, азиятцы отправились далее. После того Бескровный, увидев плывших по Кубани дубом казаков, приблизился к берегу указать им дорогу к удобнейшему входу из Кубани в Протоку. В эту минуту черкесы бросились из-за кустов, схватили Бескровного и тотчас же переправились с ним за Кубань. По прибытии в аул, черкесы три дня держали Бескровного в сакле и кормили его пшеничными коржами. На третий день пленник, соскучившись в гостях, вылез из сакли в заднее окно и был таков! На дороге встретился он с русским солдатом, который, накормив его, повел к одному черкесскому князю, уверяя, что князь отошлет Бескровного домой. Но беглеца настигли черкесы, снова завладели своим пленником и окружили его строгим надзором.

На другой день черкесы сказали Бескровному, что князь велел отпустить его; затем сняли с него хорошую одежду и, нарядив в лохмотья, посадили на коня и поехали, как они говорили, «на Русь». Но вместо «Руси» черкесы очутились в другом ауле, из которого повели Бескровного далее в горы, к абазинцам, на продажу. Три дня водили пленника в горах, но покупать его никто из черкесов не хотел; каждый, видя у Бескровного на голове чуприну, узнавал в нем черноморца и говорил продавцам: «купить разве только для того, чтобы товар пропал». «Се баткал ». Тогда азиятцы, посоветовавшись между собою, обрезали Бескровному чуприну, обрили ему голову и в таком виде продали его за турчина одному черкесу, от которого Бескровный, недели через две плена, бежал в Черноморию.

Во время польского восстания Императрица Екатерина II рескриптом 22 апреля 1794 года дала повеление графу Платону Зубову отрядить из войска Черноморского к войскам графа Салтыкова два пятисотенных конных полка, под командою кошевого атамана. Граф Платон Александрович, передавая это Высочайшее повеление Захарию Алексеевичу Чепеге, приказал при следовании в Польшу заехать в Петербург [198] .

Труден был этот поход для неустроившихся еще черноморцев, но воля Монархини была священна. Для дальнего пути полки были скомплектованы из отборных казаков, на добрых конях, под начальством опытных войсковых полковников — Высочина и Малого. 14 июня черноморцы выступили в поход, под командою старшого полковника Высочина; сам же кошевой Чепега вслед за ними отправился в Петербург. Граф Зубов принял Чепегу весьма ласково и представил его к Высочайшему двору. Императрица Екатерина, удостоив атамана черноморцев благосклонным приемом, отпустила его воевать против врагов отечества.

Вот что писал Чепега Федору Яковлевичу Бурсаку, 20 июля, из Царского Села:

«6-го числа июля я был представлен Ее Императорскому Величеству и допущен к ручке, а 9-го числа Его Высочеству Великому Князю Павлу Петровичу, супруге его Марии Федоровне и всей царской фамилии, и, того числа, обедал у царского стола, где и Государыня изволила кушать. За обедом сперва граф Платон Александрович, а после Ее Величество присылали мне в бутылке с рюмкою вина; потом Всемилостивейшая Государыня, оказывая мне высокую Монаршую милость, соизволила пожаловать, при окончании стола, на тарелке винограда и персиков.

По соизволению Монархини, я осматривал в Царском Селе и в Петербурге: все царские покои во внутренности, кунст-камеру, арсенал и прочие достопамятности. Показывающие мне оные говорили: “очень редко кому так позволяется всего во внутренности смотреть”, и что “мне, показыванием всего, великую честь Государыня делает”.

В Польшу отсель полагаю отправиться с 28-го числа сего месяца [199] .

Императрица Екатерина, отпуская кошевого атамана Чепегу на войну с поляками, благословила его хлебом и солью и пожаловала саблю, алмазами украшенную, сказав: «Бей, сынок, врагов отечества» [200] .

Еще перед отъездом из Екатеринодара Чепега получил предписание графа Суворова (6 июня, № 262) следовать черноморским полкам из Кременчуга на Ольвиополь, а оттуда на Балту, в Брацлавскую губернию, до Днестра; по прибытии же туда расположиться одному полку в Могилеве, вниз по Днестру, до Ягорлыка. На марше полковник Высочин получил новое повеление от Суворова о том, что, по Высочайшему повелению, черноморские полки должны следовать к Литовскому Бресту и там от генерал-аншефа Репнина ожидать дальнейших распоряжений.