Рядом со струнными инструментами висело несколько бубнов разного размера. Изготовлены они были, по словам торговца (и по совместительству мастера-изготовителя), из плотно натянутой верблюжьей кожи. Внутри деревянного лакированного ободка позвякивали металлические колечки. Завидев интерес бледнолицего к ударным инструментам, абориген взял в руки самый большой бубен и выдал гулкий ударный залп, от которого у Вовки завибрировало в голове.

Тараканов не удержался от соблазна приобрести хоть что-нибудь и после короткой торговли купил парочку бубнов, совершенно не представляя, для чего они ему.

– Может, на зикрах стучать буду, – придав голосу убедительные интонации, объяснил он Сергею и Светлане.

– Ну-ну, посмотрим, – хмыкнул Серега с ехидной физиономией.

– Или Капитонычу подарю, – нашелся Вовка. – Пусть новый шаманский корабль понесет его в Нижний и Верхний мир, и да пристанет к земле обетованной наш беспокойный сумасбродный друг!

Два бубна не самого большого размера обошлись Вовке примерно в пятнадцать долларов (в переводе с узбекских денег). Когда мастер бережно вручил ему инструменты, на непроницаемом лице узбека мелькнула хитроватая, довольная улыбка, по которой Тараканов заключил, что переплатил в два-три раза.

Фруктово-овощной рынок потрясал воображение. Одной только черешни здесь было невиданное количество сортов, всех цветов и размеров. Иссиня-черная, бордовая, рубиновая, красная, светло-желтая, ярко-желтая с румяным бочком… Вовка с Серегой купили желтую черешню и темно-красную, самую крупную. Заодно взяли абрикосов, клубники, тутовника и миндаля.

Над торговыми рядами проплывал пахучий сизый дым от мангалов с шашлыком. Вдоль прилавков сновали чумазые мальчишки с тележками на больших колесах, настойчиво предлагая подвезти товар.

Повсюду здесь торговали душистыми лепешками с поджаренной корочкой. Эти лепешки готовят на огне в тандыре – круглой глиняной печке с одним отверстием.

Светлана привела московских гостей к огромному и приземистому, похожему на здание цирка, куполу голубого цвета, на котором красовался изящный орнамент. Это был двухэтажный крытый рынок. Внутри здесь толкался и оживленно галдел народ. Изумленному взору Тараканова открылся громадный зал, где несколькими концентрическими кругами стояли широкие столы. На столах в безразмерных тазиках и мешках высились горы орехов, семечек, сухофруктов, круп, зеленого чая, специй…

Чего здесь только не было! Крупный вытянутый изюм – зеленый, желтый, коричневый, темно-синий, голубой с сизым налетом, кишмиш. Инжир, курага, урюк, сушеные яблоки и груши, вяленая тыква и хурма. Фисташки, миндаль (в основном нечищеный), фундук, грецкие орехи, съедобные каштаны, соленые ядрышки абрикоса, арахис в сахарном сиропе.

Набрав всяких вкусностей, Сергей, Вовка и Светлана пробрались к машине. Света, травя байки о ташкентской жизни, бодро крутила баранку. Казалось, что ей нипочем ни жара, ни людская толчея. Заметив, что гости слегка подустали, она сказала:

– Ну, что, орлы инопланетные, сейчас едем в «Орзу». Отдыхайте, а вечером покажу вам другой Ташкент.

Через полчаса экскурсанты, несколько ошалевшие от впечатлений, отмокали в бассейне отеля.

– Ай да Дианка! О таком райском уголке можно только мечтать, выныривая из прохладной воды посреди этого пекла, молвил Серега.

– Просто праздник какой-то, – блаженно отфыркиваясь, кивнул Вовка.

Перекусив фруктами, йогуртом и орешками, Серега с Вовкой устроили небольшую сиесту. Включив кондиционер на малую мощность, Вовка с ученым видом изрек:

– Сиесту придумал какой-то мудрый восточный человек. Когда за бортом все плавится от зноя, послеобеденный сон – как раз то, что надо. Да и после ночного перелета неплохо вздремнуть часок-другой.

– Угу, – пробормотал Серега, уже погрузившийся в полудрему. – Даже на острове Пасха найдены каменные скульптуры, дремлющие на песке. Говорят, к вечеру они встают и красят пасхальные яйца.

– Кому? – спросил Тараканов.

Но в ответ донеслось лишь неразборчивое бурчание. Удобно укрывшись (чтоб не продуло от кондиционера) простыней и шелковым покрывалом той же расцветки, что и шторы, Вовка сам ответил на свой вопрос:

– Те, кто раньше проснулся, красят тем, кто еще спит. Чтоб разбудить спящих и обратить их к свету истины. Платон мне друг, но яйца дороже… Ну и бред же я несу…

Глаза закрылись сами собой. Перед Вовкой замельтешили гипнагогические образы: мудрецы-аксакалы с длинными седыми бородами и в тюбетейках, раскрашивающие большие яйца арабскими узорами; каменные истуканы, стучащие в бубны; басмач в цветастом халате и с кривой саблей в зубах, протягивающий Тараканову поднос, полный отборного изюма…