Шрифт:
Вовка погрузился в глубокий сон.
После сиесты и традиционного купания друзья бабахнули йогу. Именно бабахнули! Потому как энергетические потоки во время выполнения комплексов, и особенно на задержках, больше походили на артиллерийский салют, посвященный очередной годовщине взятия Нагваля. Энергия была импульсивной, взрывной! То и дело она норовила коротким залпом уложить на плиты бойцов невидимого фронта.
Как Вовка ни старался сесть на поток, разок все-таки умудрился спикировать на каменное покрытие. Однако автопилот сработал, и «летчик-испытатель» успел расслабиться, «раскрыть парашют» и выставить руки перед собой. Так что мягко опустился на четвереньки, содрогаясь при этом, как отбойный молоток. «Слава энергетическим асам, героям Астрала! Ура, товарищи!» – похвалил себя Тараканов, очухавшись на «летном поле».
Жара медленно спадала.
Воспользовавшись городским телефоном, который был прямо в номере, Серега решил позвонить своему приятелю Саше. Он и его жена Карина были вольными художниками и давно соблазняли Серегу на поездку в Самарканд, обещая показать город. Оказалось, что московских гостей уже ждали. Саша сказал, что Карина уже отбыла в Самарканд, чтобы договориться насчет размещения гостей и согласовать с бывалыми Сталкерами предполагаемое посещение Фанских гор [21] . Поездку запланировали на послезавтра.
21
Фанские горы – уникальный район Памира, горная страна озер с чистейшей водой, край заоблачных пиков. Фанские горы расположены к востоку от Самарканда, в северо-западной части Таджикистана, граничащей с Узбекистаном. Высота их достигает 5489 метров.
Европейцу, одному, без местных провожатых, бродить по Самарканду было небезопасно. Восток есть Восток… Да и в Ташкенте Вовка с Сергеем, несмотря на опеку Светланы, порой чувствовали себя неуютно. На улицах часто можно было встретить людей в форме и с автоматами. В любой момент мог подойти полицейский или человек в штатском и сделать с тобой все, что угодно. И никому ничего доказать было невозможно. Ты попал в чужую страну со своими обычаями, порой дикими для россиянина; здесь процветает беспредел чиновников, блюстителей закона и просто «джентльменов удачи». Чем ниже уровень жизни в стране, тем шире разгул бандитизма как частного, так и государственного.
Когда подъехала Светлана, уже начало смеркаться. В небе полыхал закат, потрясая великолепием красок, разукрашивая голубой купол, раскинувшийся над городом, в цвета меди, червонного злата, огня, нежной розы, темно-синего бархата и бирюзы. Темнело быстро, будто кто-то опускал тяжелые шторы на небосвод.
За окнами автомобиля зажигались вечерние огоньки. Вот и долька луны засветилась между острыми макушками тополей. Раскаленный воздух постепенно остывал, подул легкий ветерок, принося желанную прохладу. Вечером Ташкент действительно выглядел совсем по-другому: иные запахи, иные краски, иные звуки. Вокруг порхало едва уловимое ощущение сказки, тайны. Но едва Вовка пытался сфокусировать внимание на том, что то и дело привлекало его внимание, как это ощущение, точно быстрая ласточка, вспорхнув крылышками, мгновенно уносилось прямо из-под носа. А через несколько секунд вновь трепетало на периферии восприятия. Хотелось умиротворенно созерцать течение жизни этого странного города, ни о чем не думая, а только впитывая энергию азиатской неги.
Света припарковала машину возле ресторанчика, стилизованного под кишлак. Столики здесь располагались прямо под открытым небом, а вокруг была выставлена плетеная изгородь. Между столиками и вдоль изгороди были размещены предметы быта дехкан, колеса от арбы, бочки, сельскохозяйственные орудия, пучки трав, большущие тыквы.
Выбрав столик, троица вольготно разлеглась вокруг него, расположившись на длинных сиденьях, укрытых мягкими циновками и подушками.
Серега с Таракановым заказали рыбу и салат, Светлана – национальное блюдо из мяса. Обслуживание было таким же неторопливым, как и местный образ жизни. Зато порции – убойные. То, что в меню было обозначено как «салат», оказалось большим блюдом с горой листового салата, помидоров, огурцов, зелени и лука. Когда официантка в узбекской одежде поставила перед Таракановым овальное блюдо со здоровенной поджаренной рыбиной, он от неожиданности замер, ибо одному человеку съесть столько было не под силу. Рыба называлась «маринка» и имела удлиненное туловище серебристого цвета и усики в углах рта. Света сказала, что эта редкая рыба водится только в Средней Азии, в чистых горных реках.
Белое мясо маринки (как звучит, а?!) оказалось очень нежным и сладковатым на вкус. Однако как Вовка ни старался, больше половины порции не осилил.
Картину обжорства дополнял объемистый высокий чайник из жести, с длинным носиком, больше похожий на кофейник. Зеленый чай здесь по традиции подавали непременно с лимоном и сахаром.
Попивая этот удивительно ароматный напиток, Серега отметил, что за два года ташкентские цены значительно выросли, и не только в кафе и ресторанах, но и на рынке.
После сытного ужина Светлана еще немного покатала друзей по ночным улицам столицы Узбекистана. У площади Памяти они остановились и вышли из машины. Одна часть площади была выложена большими каменными плитами, другую занимали газоны и клумбы. Но взгляд гостей остановился на сооружении вроде беседки, которое возвышалось на вершине холма.
Стройные высокие колонны поддерживали купол (похожий на купол мечети), окаймленный парапетом с узорчатыми выступами. Издали казалось, что на колоннах покоится огромная, отороченная диковинным мехом, шапка витязя, а сам витязь стоит в центре беседки, выхваченный из мрака лучами колдовского зеленого света. Колонны и сводчатый потолок купола также были ярко освещены голубовато-зеленым светом, бьющим откуда-то из-под земли. Какая-то мистичность угадывалась в каждой детали этого мемориала.
Светлана нарушила наступившую тишину прозаичным комментарием:
– Памятник Алишеру Навои, знаменитому узбекскому поэту. Бывший визирь султана, активный правозащитник XV века, за что и был отправлен в ссылку.
Поднявшись мимо плакучих ив по лестнице, ведущей к монументу, Серега, Вовка и Света подошли к беседке вплотную. Статуя изображала высокого витязя в чалме, длинном складчатом одеянии, с посохом в правой руке. Взгляд каменного изваяния с волевыми чертами лица и аккуратной бородкой был устремлен в бесконечность.