Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II
вернуться

Андреев Вадим Леонович
Шрифт:

«Немилосердна Божья тишина…»

Немилосердна Божья тишина, Она безмолвьем отягощена. Она томит, она смиряет нас Глухим огнем и мраком цепких глаз. Спеленуты высокой тишиной И наготой ее и простотой, Напрасно тянемся к святым дарам, Напрасно силимся покинуть храм.

«Подумай, быть может, последнее в жизни…»

Подумай, быть может, последнее в жизни Мгновенье цветет над тобой, Быть может, ты скоро для новой отчизны Оставишь свой остров земной. Подумай, ведь все, что живет и сияет, К чему ты душою привык, Как дым, в небесах развеваясь, растает, Уснет, как в пустыне родник. Поверь мне, бессмертно слепое мгновенье, — Умей же мгновеньем владеть, Чтоб после достойно и без сожаленья Насытясь земным, умереть. 1934

«Неплодородный и кремнистый кряж!..»

Неплодородный и кремнистый кряж! Напрасен труд, суровый и упорный. Насильственный оратай я и страж Земли — я знал, что погибают зерна. Ветра и зной взвевали серый прах. Мой негостеприимный край бежали Стада и табуны, и лишь репейник чах; Огонь и дымы воздух угнетали. Но он прошел, бесспорен и могуч, Твоей любви великолепный ливень — Огромным счастием огромных туч; И край зацвел, тяжелый и счастливый. И глядя на пасущихся овец, И на цветы, и на большие травы, Я знал, что я отныне, Бог Отец, Тебе, как пахарю, достойно равен.

«Был неуклюж рассвет. Он долго шарил…»

Был неуклюж рассвет. Он долго шарил В кустах, средь серых ребер бурелома, И мне казалось, — он меня состарил, Как будто старость мне была знакома. С бесформенным и вялым небосклоном Не совладав и отступить не смея, Рассвет огнем мучительным и сонным Напрасно бился, будто цепенея. Но в этот час тяжелого рожденья Внезапно вышли и пошли на приступ, Навстречу дню — чириканьем и пеньем Мильоны птиц — неудержимым свистом. Преображен блаженным звоном воздух! Вкушая благовест земной природы, Рассвет рукой прикрыл большие звезды И вытер пятна ночи с небосвода.

«В молчание, как в воду, погрузясь…»

В молчание, как в воду, погрузясь, Плывет и кренится корабль тяжелый слова. Вода бежит, невольно раздвоясь И за кормой смыкаясь снова. Как медленно мутнеет голова! Годами муза ждет, но корабельный остов Двойная окружила синева, И все по-прежнему — необитаем остров. Безветренный и безмятежный день! Горстями пью благословенное безделье, И не ложится голубая тень Стихов — над лирной колыбелью. На палубе — смолистый дух сосны И голубые хлопья воздуха и света. Как стаи рыб, ныряют в волнах сны, И проплывает в нежной глубине комета. «Плачь, муза, плачь!» Бесплоден мирный зной, И ветер спит и видит сны, и в тишине лазурной В разладе он с эоловой струной И с песней творческой и бурной.

«Оцепенение, его, увы…»

Оцепенение, его, увы, Не выразишь, не вытеснишь словами. Оно уставилось в меня глазами, Как будто полнолунными, — совы. И полусон не смея опрокинуть, Напрасно хочет исполинский слух Внять бормотанию глухих старух И этот мир, и эту жизнь — покинуть.

«На утомленном облаками небе…»

На утомленном облаками небе, Как будто тяжесть вправду велика, Холодная, вечерняя рука Рисует острый, пятипалый гребень, — И черные вонзаются лучи В растрепанные волосы и тучи, И ночь спешат принесть на всякий случай От века расторопные ткачи. ………………………………….. Иных по вечерам смущает совесть — Они молчат, но в мерзкой тишине Сама собой, в самодержавном сне, Развертывается ночная повесть.

«Не трогай ночь — на что тебе…»

Не трогай ночь — на что тебе Привычной правды разрушенье? Гляди, она в самой себе Давно нашла осуществленье. И если в расщепленный мрак Чужая истина ворвется, Не выдержав, умрет маяк И обреченный не проснется. Храни, мой друг, бесценный дар, Бесценной слепоты молчанье, — Когда-нибудь иной пожар Сожжет твое существованье.