Да еще от Алины, если честно, которая в последнее время вела себя очень странно. Кроткая прежде домработница, вдруг принялась забрасывать его непонятными страстными взглядами, томно вздыхать, если оказывалась рядом. Может, и не страстными были ее взгляды, тут же спешил оправдать домработницу Хаустов, но очень уж многозначительными казались они ему. А что кроме страсти могла еще питать к нему молодая одинокая женщина, живя с ним бок о бок? Вся ее личная жизнь сводилась к тому, чтобы обстирывать его семью, воспитывать его пацанов, готовить на них. На себя у нее времени вовсе не оставалось. А пора было давно и мужа, и детей иметь. И тут Хаустов – молодой, привлекательный – перед глазами постоянно. Может, она и правда в него влюбилась. С чего ей тогда вести себя так странно?! Может, спросить напрямую?

Сергей заворочался в мягком кресле, пытаясь удрать об солнца, обжигающим сегментом накрывшим теперь его левое плечо. Тут же поймал на себе очередной взгляд Алины, пущенный от бельевых веревок через изуродованный газон в беседку. Хотел было поразмыслить над этим, да так некстати из дома выплыла Тайка.

– Сергей, тебя к телефону, – зычно заорала она с порога, будто преодоление пятиметрового пространства от дома до беседки было для нее невероятным расстоянием.

– Кто? – отозвался он с неохотой.

Гробить свой выходной, такой редкий и такой желанный, пускай даже рядом с нежеланной женщиной, он не желал.

– Терехов! – с благоговейным трепетом проорала Тая, приложив трубку к груди, чтобы абонент ее не слышал. – Иди скорее! Кажется, там что-то случилось!

Случилось?! Опять случилось?! Да когда же перестанет что-то случаться? Когда наступит конец плохим известиям?! Он уже устал бояться всяких страшных новостей. Устал…

– Да, Иван Сергеевич, слушаю вас, – уважительно проговорил Хаустов, добежав до жены и вырвав у нее из рук трубку.

К Терехову он относился если не с благоговением, то с тем уважением, с каким обычно относятся к коварным и сильным хищникам. Он не любил его никогда, нет. Но всегда уважал за мощь и достойное соперничество. Сергей подозревал, что Иван Сергеевич испытывает к нему чувства сродни его. Любить не любит, но уважать и считаться был вынужден.

– Беда, Сережа, беда! – Странный, незнакомый голос, даже отдаленно не напоминающий голос Терехова, раздался в телефонной трубке.

– Иван Сергеевич, это вы? – решил уточнить Хаустов.

– Я… – подтвердил тот, и снова не был узнан. – Беда у меня, Сережа, беда! Приезжай, ты мне нужен!

– Да что случилось?! Иван Сергеевич, не томите, что?!

Отвратительный ползучий холодок прошелся под ребрами, ткнул в сердце тупой бездушной мордой, и тут же свил себе гнездо в глотке, взяв под контроль его дыхание.

– Вера… Моя девочка… Верочка моя…

Старик, которого никогда прежде Хаустов не осмелился бы так назвать, заплакал глухо и надсадно.

– Что с Верой, Иван Сергеевич? – спросил Сергей с настойчивостью, а про себя подумал, что мог бы и не спрашивать, очевидно же, что беда случилась. – Она?.. Она жива?!

– Нет, Сережа! – ответил Терехов с трудом минуты через три. – Нет ее больше. Так глупо, так… Так отвратительно гадко и глупо погибнуть! Приезжай, ты мне нужен…

Он стоял потом неизвестно сколько, тупо уставившись на резиновые тапки, в которые обулся выходя из дома. Рассматривал нетленные фирменные полоски, глупо попутно порадовался, что не зря отвалил за них столько денег: тапки служили второй год. Потом взгляд его сместился на мраморную плитку, которой был выложен пол перед входной дверью. К досаде своей, отметил крохотную щербинку. Не иначе Тайка опять со своей экономией влезла в дела отделочные. Поднял глаза на нее, любопытным истуканом застывшую напротив, и злобно рявкнул, не сдержавшись:

– Что?!

– Что? – вздрогнула она. – Что случилось, Сережа?

– Что-то с Верой, – со вздохом ответил он нехотя. – Кажется… Кажется, она погибла.

– Верка?! Господи, как же так?! Когда? Где? – запричитала Тая, без конца тиская громадную левую грудь. – Мы же вот с ней виделись… Господи, как страшно! Сережа, да когда это закончится?!

Он не знал. Не знал, с чего все началось, не знал, когда и чем закончится. Правильнее, когда убийца и на ком сумеет остановиться.

– Господи, у нас же дети, Сережа! – начала выть и цепляться за его плечи жена. – Что будет с ними, со мной, если вдруг что-то с тобой?!

– Я умирать не собираюсь, – поморщился он в досаде, осторожно стряхнул с себя ее руки и стал подниматься к себе, чтобы переодеться. – Не надо хоронить меня раньше времени. Да и с Верой пока ничего не ясно. Она ведь принадлежала к группе риска, могла и вляпаться куда-нибудь.

Он почти угадал, хотя и ткнул пальцем в небо.

Вера Прохорова, в девичестве Терехова, умерла от наркотической передозировки. Умерла в собственной машине на заднем сиденье. Как вколола себе в вену какой-то дряни, откинулась на спинку, так и умерла, даже шприц из руки не успела выронить.