— Всецело правильно.

— Надлежит полагать, что баронесса также входит в перечень добытого?

Несколько мгновений Родриго недоуменно глядел в глаза Мануэлю, потом расплылся в искренней, веселой ухмылке.

— Речь идет о возможном выкупе?

— Так точно, mi capitan.

— Выкуп исключается. Мне, дружок, нужна сама Эрна де Монсеррат, а вовсе не те деньги, которые Бертран согласится уплатить за ее возвращение. Сомневаюсь, что наш кормилец и поилец вообще захочет раскошелиться в этом непредвиденном случае. Но я знаю твой следующий вопрос.

— Вы столь проницательны, мой капитан?

«Олух Царя Небесного, — подумал Родриго. — Роешь себе яму собственным длинным языком еще до того, как вообще заварилась каша. Лезешь на ссору с человеком, от которого будешь полностью зависеть в ближайшие четыре недели. А зачем? Зачем?»

— Да, я проницателен, Мануэль. Знаю тебя насквозь. Как и всех прочих. Вопрос очевиден.

— Тогда скажите сами.

— Говорю. Тебе любопытно услышать, поделимся ли мы баронессой? Будет красотка принадлежать мне одному или всем?

Мануэль промолчал, бестрепетно глядя в лицо начальника.

— Так или нет?

— Так, mi capitan.

— Отвечаю. Никогда и ни разу не обидел я своих бойцов при дележе. Понятно?

Семь похабных улыбок возникли на семи смуглых физиономиях.

— Но, поелику Эрна де Монсеррат есть моя собственность, по доброй воле предоставляемая в пользование товарищам...

Родриго прекрасно понимал, что не яви он доброй воли, подчиненные просто-напросто хватят алебардой меж лопаток, завладеют соблазнительной пленницей, насытятся, а потом сложат немудрые головы, наткнувшись на первый попавшийся королевский отряд, или заплутав средь незнакомого Хэмфордского леса, простершегося во все стороны на десятки, если не сотни, немеряных миль.

— ...то прошу, настаиваю и требую обращаться с чужим достоянием бережно. Кобылка норовистая, верьте слову. До прибытия в Испанию мы укротим и объездим ее соединенными силами. В Кадисе же разойдемся — вы унесете звонкую монету, я уведу шелковую, послушную, все изведавшую и ничего более не стыдящуюся девочку...

Сам того не понимая, Родриго был, пожалуй, влюблен в баронессу.

— Это справедливо?

— Вполне, — молвил немало изумившийся баск. Прочие только склонили головы в знак согласия.

* * *

Неспособный шевельнуть рукой, ногою двинуть, Рекс молча следил за нечеловеческим явлением, возраставшим ввысь и вширь, окутанным белыми, развевающимися одеждами, безмолвным, проступающим сквозь лиловый туман, в коем тонули астральные ноги, — туман, окутывавший пентаграмму, словно призрак неупокоенного джинна. Обсерваторию переполняла сладковатая могильная вонь, про которую Рекс не единожды слыхал, но ни разу в тридцатилетней своей жизни не испытал собственной парой ноздрей.

Брр-р-р!

Гнусное присутствие нечистой гробовой мрази пригнетало к полу.

Внезапно красные лучи прянули вперед от убивающих раскосых глаз, и Рекс обнаружил, что трепещет от головы до ног. Он отчаянно, упорно стал твердить: «Отче наш, иже еси на небесех... да святится... святится... святится...» Но слова, давным-давно позабытые, не шли на ум несчастному американцу, а потусторонняя тварь умело этим пользовалась. Вибрации сотрясали Рексово тело — точно в руках ван Рина были зажаты оголенные провода могучей электрической батареи. Левое колено дрогнуло окончательно. Ступни поднялась. Рекс попытался поднять руки, защитить лицо, — но ладони остались намертво прижатыми к бокам, точно каждый атом накопленной воли всасывался и поглощался неумолимой силой, влекшей к безмолвной, невыразимо жуткой фигуре. Вопреки себе самому, ван Рин оторвал подметку от натертого пола и сделал первый шаг вперед.

* * *

Стряпчий — седовласый государственный муж, уверенно ехавший во главе двадцати конных копейщиков, погиб первым. Стрела, пущенная с расстояния нескольких ярдов, пронзила не защищенную броней шею навылет, ушла дальше и свалила скакавшего следом толмача. Ливень оперенных снарядов обрушился на походную колонну с обеих сторон лесной тропы. Обученный лучник без особого труда выпускает в минуту до пятнадцати стрел. Лучников было восемь, а коронные бойцы не чаяли на подходах к Хлафордстону никакой дорожной неприятности.

Стальные жала коротко лязгали, пронзая шлемы и кольчужные сетки. Латники валились вон из седел, лошади становились на дыбы и опрокидывались, пораженные безошибочно бившими из кустов басками. Конские туши тяжко рушились наземь, сминая доспехи и ломая кости уже мертвых всадников. Трое замыкавших колонну успели сообразить, в чем дело, натянули поводья, развернулись и ринулись вспять, но стрелы мчались куда быстрее.

Ошеломленная, обезумевшая от испуга Эрна де Монсеррат зажмурилась, когда ее скакун заржал и понес всадницу бешеным галопом. Иветта, молоденькая служанка баронессы, отчаянно визжала позади.