Баронессу объял невыразимый, холодный ужас. От цыганки исходило нечто неописуемо зловещее. Струи ледяного воздуха ползли по маленькой прогалине. Родриго не чувствовал их, будучи достаточно закален и вполне безразличен к нежданным обжигающим дуновениям — не то, что нежная, избалованная Эрна.

— Угомонись, красавица, — пробормотала цыганка.

— Убирайся, убирайся, убирайся!!!

* * *

Рыцарь замахнулся вновь, но менестрель опять подскочил вплотную, остановил запястье противника скрещенными руками, захватил, сделал три-четыре движения, похожих на фигуру непонятного танца — и забияка грохнулся на пол, уже обезоруженный. Бродяга поднял меч и швырнул в дальний угол.

— Угомонись, — молвил он почти дружелюбно. — Тебе со мною не справиться.

Поднявшись, витязь ошеломленно посмотрел на певца и ухватил за ножку тяжеленный дубовый табурет.

— Прекратить! — зарычал возникший в дверях Конрад фон Валленштедт. Из-за его спины выглядывала побледневшая Эрна.

Дерущиеся замерли. Все лица обратились к хозяину замка.

— Под моим кровом кабацкого смертоубийства не будет, — процедил Конрад. — Меч в ножны, сию минуту!

— Хорошенькое гостеприимство, — с горечью ответил седоусый. — Всякая безродная сволочь колотит опоясанного рыцаря, а вы, господин граф...

— Тебя же, негодяй, выгонят из этого замка плетьми, — сказал фон Валленштедт, поворачиваясь к менестрелю. — И скажи спасибо, что не вздернут, как надлежало бы.

— И не вздернут, и не выгонят! — вызывающе провозгласила Эрна.

— Молчать! — загремел Конрад. — Не суйся не в свои дела! Поганый простолюдин заносит руку на благородного гостя — мало того, опускает ее! — и я должен терпеть подобное?

— С вашего разрешения, — улыбнулся менестрель, — поганый граф. Я стараюсь путешествовать инкогнито, но ежели обстоятельства заставляют... Раймбаут дез Эркольт, к вашим услугам.

Забияка остолбенел. Конрад опешил. Имя дез Эркольта, знаменитого провансальского стихослагателя и бойца, было известно далеко за пределами крохотной области, откуда тот был родом.

Эрна смотрела на менестреля во все глаза.

— Вы сами вызвали меня на ссору, — вежливо поклонился дез Эркольт, обращаясь к седоусому. — Но, поскольку нынешнее мое обличье способно ввести в заблуждение и более... проницательного человека, сударь, будем считать, что просто свой, так сказать, своя не познаша... Выпьем за восстановленный мир и позабудем столь нелепую и никчемную размолвку.

— Я требую удовлетворения с мечами в руках, — упрямо возразил рыцарь.

Конрад открыто рассмеялся:

— Глубокоуважаемый Хорст, образумьтесь! Вы уже нападали на графа, который орудовал голыми руками. Теперь угодно вооружить кавалера дез Эркольта хорошим клинком? Оставьте, угомонитесь! Повторяю, смертоубийства под этим кровом не допускается.

Приблизившись к провансальцу, Эрна застенчиво посмотрела в смеющиеся голубые глаза, вспыхнула и сказала:

— Я думаю... теперь думаю... вы уцелели бы даже в схватке с драконом! Или злым волшебником...

— Преувеличиваете, сударыня, — мягко отвечал дез Эркольт. — Но послушайте, ведь как-никак, я всего лишь бродячий певец. А лютня уже отогрелась...

* * *

— Убирайся, — поддержал молодую женщину Родриго. — И поскорее.

Эрна заметила, что испанец бледен, хотя разговаривает спокойно. Даже слишком спокойно.

— Дай пустяковинку, дай! — продолжала клянчить старая карга.

Родриго наклонился и вынул из ножен меч.

— Пошла вон! — зашипел он со внезапной яростью в голосе.

— Ладно, ладно, красавчик. Монетку-то все равно подарил, никуда не денетесь, голубки. Дай, смеркнется чуток...

Лезвие вознеслось. Цыганка неожиданно громко захохотала, ударила оземь клюкой и растаяла в воздухе.

Эрна вскрикнула.

— Кажется, следует уносить ноги, — сказал испанец после долгого безмолвия. — Ну и окаянный же лес! Куда ни плюнь, всюду пакость и нечисть.

— Кто это был? — спросила Эрна.

— Почем я знаю? Только навряд ли добрая фея... Надобно подыскать убежище.

— Где?..

— Понятия не имею. Подальше от этого места. К востоку, все время к востоку, милая...

Взнуздав лошадей, Родриго сощурился.

— Давай-ка немного задержимся. Несколько минут, я надеюсь, роли не сыграют.

С лихорадочной быстротой испанец начал опустошать переметную суму, висевшую слева.

— Аккурат на донышке, говоришь? Ах ты, чума египетская! Все-то она, стерва старая, знает! Но в толк не возьму, на кой пес ей снадобился варяжский амулет...

— О чем ты, Родриго?