— Он не просто сатанист, — медленно и серьезно вымолвил Саймон. — По крайней мере, не заурядный слуга чертовщины. Он...

Аарон сглотнул и смолк.

— Что — он?..

— Нет, ничего... Понимаешь, я...

Саймон запнулся и покосился на герцога.

— Да, mon ami?

— Я... родился под определенным сочетанием планет и потому становлюсь ключевой единицей в ритуале, который Моката желает совершить немедленно и любой ценой. Боюсь, он употребит все свои колдовские возможности, дабы вернуть меня тотчас и незамедлительно. Хочу я того, или нет.

— Неужто опасность не миновала? — озадаченно спросил Рекс. — Ведь, насколько разумею, взывать к Сатурну следовало дня два назад, когда мы вмешались и поломали Мокате затею...

— Не-а...

Саймон печально покачал маленькой птичьей головой:

— Та ночь просто-напросто была самой удобной. Но тот же обряд можно совершать с достаточными шансами на успех и в любые последующие сутки, покуда Сатурн и Марс пребывают в одном зодиакальном доме.

— Значит, чем дольше вы с милым другом Мокатой остаетесь врозь, тем слабее надежда выкинуть необходимый фокус? — вопросил Рекс.

Де Ришло только вздохнул. Его лицо посерело и осунулось от напряжения и бессонницы.

— Не изволь беспокоиться, mon ami. Сдается мне, Саймон прав. Едва лишь опять наступят сумерки, Моката использует все свои наличные силы — они, как ты убедился, весьма ощутимы, — и в предстоящую ночь надобно будет сражаться сызнова. Боюсь, это окажется боем насмерть, спиной к стене.

* * *

— Теперь до свиданья, — сказал незнакомец, когда Родриго выбрался на вольный воздух. — Нет, — улыбнулся он ласково и светло, — я, разумеется, не оставлю тебя в этом мире без попечения и присмотра! А когда придет и пробьет сужденный каждому из людей час, мы снова встретимся на пороге мира иного... Ты начинаешь радовать своего хранителя, Родриго. По-настоящему радовать.

— Скажи, — промолвил испанец, — путь к спасению не закрыт для меня?

— Этот путь, в конечном счете, не закрыт ни для кого. Но совершивший неслыханные, невообразимые злодейства, истреблявший ближних сотнями тысяч, рушивший царства, множивший мировое зло и страдания, неимоверно затрудняет собственное восхождение по ступеням, ведущим к свету, растягивает путь на очень, очень долгое время. И, разумеется, платит муками за чужие горе и боль. Но трижды горе тому, кто сознательно и целеустремленно способствовал страшному, злому началу, терзающему земные миры; кто противостоял силам Света не от природной испорченности, а вполне ведая, что творит! Зарытый тобою талисман способен наделить своего владетеля великой и страшной — поистине страшной мощью. Человек, склонный пособничать силам тьмы, никогда и ни за что не расстался бы с ним по собственной воле — вспомни побежденного тобою Торбьерна... Твоим же первым побуждением было вышвырнуть окаянную вещь — но именно этого и нельзя было делать.

— Цыганка?..

— Не цыганка, — спокойно сказал защитник. — Страшное существо, хотя и не из самых сильных порождений тьмы. Хищница, охотившаяся за уцелевшим талисманом по приказу черного повелителя.

— Почему же ведьма не околдовала нас, не отняла талисмана чародейством?

— Средь бела дня ее волхвования бессильны. А когда смерклось, по вашему горячему следу пустили бродячую падаль, подъятую из Чертовой топи, на прибрежье которой Бертран де Монсеррат совершил клятвопреступление. Сперва эту нечисть направил за тобою разъяренный Торбьерн...

Кастильский рыцарь выпучил глаза:

— Да ведь я собственноручно утвердил его башку на замковом парапете!

— Какая разница? Там, где Торбьерн обретается ныне, его тело сохранно и невредимо. Правда, нельзя сказать, будто телу приходится сладко в адском пламени, однако это лишь распаляет жажду мести. Близ хижины тебя выручила чистейшая случайность, Родриго, — и небольшое содействие с моей стороны. Тварь, явившаяся в облике старой цыганки, науськала упыря вновь. Ты одолел и уничтожил его...

— Прости, — перебил кастилец, — но разве сейчас не могут они подглядывать за нами исподволь, разве не явятся сюда за спрятанным талисманом?

— Так и случилось бы, но мое зримое присутствие удесятеряет защитную мощь. Никакая злобная нечисть не властна проникнуть в тайну, которую мы оба сохраним свято. Я полагаюсь на тебя, Родриго.

Хранитель простер светоносную десницу.

— Мне пора скрыться от твоего взгляда. Подай же сюда колчан и прими необходимо нужный в этом долгом и многотрудном странствии дар.

Тонкие полупрозрачные пальцы коснулись нескольких стрел из десятка находившихся в кожаном туле.

— Наконечники обратились теперь серебряными. Такая стрела, ты помнишь, разит наповал нечисть и гниль, неуязвимую для обычного острия. Да и потусторонние чудовища вовсе не радуются ране, причиненной серебром. Подаренная тобою монетка наверняка обожгла ведьмину ладонь, как опалил бы твою руку раскаленный уголь.

— Прощай до грядущей — надеюсь, не слишком скорой встречи. Постарайся исправить елико возможно больше совершенных грехов. Чего не в силах исправить — попробуй искупить раскаянием и сотворенным добром. Люби Эрну: ты отнял у нее все, и должен восполнить женщине утраченное. Взаимная любовь поможет выпрямиться и ей самой. Восхождение будет легче... Живи достойно человека, Родриго!..