Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "
вернуться

Гудкова Виолетта Владимировна
Шрифт:

Трегубова
(переносит материю).Разве рабы такие? Это счастливая женщина по виду.

Татаров.
Счастливая? Гордая? Неподкупная?

Трегубова.
Да. Мне так кажется.

Татаров.
Праведница? Без греха?

Трегубова.
Да.

Татаров.
Я убежден, что грех у нее есть. А если его нет, то я его выдумаю.

Пауза.

Ее пригласили на этот пресловутый бал. Это уже большой козырь.

Трегубова.
Она отказалась от платья.

Татаров
(у стола). Потому что сперва пришло платье, потом приглашение. Если бы наоборот…

Трегубова.
У нее нет денег.

Татаров.
А! Это второй козырь [352] . Придумал! Гениальная мысль! Дайте ей платье в кредит. В платье, которое обшито кредитом, очень легко можно запутаться и упасть…

Трегубова
(подходит к Татарову, медленно).Вы знаете, что вам я ни в чем не могу отказать. Но я боюсь.

352

Мотив искушения женщины с помощью наряд а сказочной роскоши был использован в пьесе М. Булгакова «Зойкина квартира», спектакль по которой с шумным успехом шел в 1928–1931 годах в Театре им. Евг. Вахтангова (и который, конечно же, видел Олеша). Ср. диалог Аметистова и Зойки Пельц о красавице Алле, которую хотят залучить к себе организаторы борделя:

«— Она тебе сколько задолжала?

— Около пятисот рублей.

— Ну вот и козырек».

Татаров.
Чего? (6.IV.31 г.)

Трегубова.
Вы сказали о ней: красавица из страны нищих. Ответьте мне: вы влюбились в нее?

Татаров.
А! (Швырнул книгу.)

Входит Дмитрий Кизеветтер, молодой худощавый блондин, лет двадцати пяти. Сел.

Трегубова
(переход к Кизеветтеру с материей).

Зачем вы пришли, Дмитрий?

Кизеветтер.
Я ищу тебя, Николай.

Трегубова
(идя за зеркало).Я вас просила, Николай Иванович, не назначать этому человеку свиданий у меня в доме.

Татаров.
Он живет со мной, потому что он сирота и нищий. Вы же знаете, его отец, Павел Кизеветтер, был моим другом. Он с отцом бежал сюда, когда ему было двенадцать лет.

Трегубова.
У вас есть свой дом.

Татаров.
А в вашем доме? Я не могу принимать того, кто мне мил? А?

Трегубова.
Я его боюсь (переход к креслу).

Татаров.
Понимаю. Вы отказываетесь от дружбы со мной.

Трегубова
(вышла к креслу).Вы меня измучили.

Башк/атов/ встает.

Кизеветтер.
Тетушка боится меня. Ха-ха! Почему она боится меня?

Трегубова
(к Татарову). Разве вы не видите, что он безумный?

Татаров.
Глупости.

Кизеветтер.
В чем же безумие мое?

Трегубова
(тихо).Я не хочу, чтобы вы бывали здесь.

Кизеветтер.
В чем же безумие мое?

Трегубова.
Оставьте меня (плачет).

Молчание.

Татаров.
Тише. Лидочка, бросьте. Ну, дайте руку. (Берет ее руку, целует. Поднимает ее голову и целует в губы.) Ну, успокойтесь, успокойтесь. (Посадил Р/емизову/ на кресло.)Отнеситесь к Диме ласковей. Он безработный. Думаете ли вы об этом? Ведь их рассчитали пять тысяч.

Кизеветтер.
В кого мне стрелять за то, что меня рассчитали?

Татаров.
В советского посла.

Трегубова
(переход за кресло).Зачем вы говорите безумному такие вещи?

Татаров
(пафосно, страстно, позируя).Европа ослепла. Дайте мне трибуну. Я закричу в глаза Европы: большевизм вторгается в тебя. Дешевый хлеб… [353] Каждое зерно советской пшеницы — бацилла рака. [Каждое зерно — новый безработный.] Европа, ты слышишь? Он съест тебя изнутри, рак безработицы. Дайте мне трибуну! Римский папа! Хм… Наденьте на меня тиару и далматик Римского папы… А? Я — я, а не он, жирный итальянец в очках, должен призывать ее на борьбу с большевиками.

353

Татаров в спектакле говорил о «дешевом хлебе», который экспортируют большевики, а в Москве хлеб на прощальную вечеринку гости приносят, «отоваривая» карточки. (Хлебные карточки в СССР были введены в 1929 году.).

Кизеветтер
(смех).Ты бы хорош был в тиаре!

Татаров медленно уходит и садится за стол.

А тетушка смотрит на меня с ужасом. Она удивляется: Дима шутит. (С ненавистью самобичевания.)Я ведь ребенок, тетушка, совсем ребенок, воспитанник кадетского корпуса. И главное, добрый, очень добрый. Я никого не хочу убивать. Честное слово. И почему это я такие серьезные мысли должен продумывать, а?