Шрифт:
Леля
(берет конверт, рвет). И уходите вон. 3-й эпизод
/Сцена/ СЕРЕБРЯНОЕ ПЛАТЬЕ
Вечер. Татаров. Трегубова.
Трегубова отступает от манекенши. Пауза.
[Подходит, вырезывает декольте].
Татаров
(пальто на руке).Я вошел к ней вскоре после вас (Ремизова пошла),но оказалось, что советское посольство уже приставило к ней чекиста. (Ремизова повернулась.)Я не успел сказать двух слов, как он стал угрожать мне. Выхватил револьвер. Трегубова всплескивает руками.
Переход Ремизовой. Раздевает Мартинсона.
(Оскорбленный, с возмущением и одновременно с некоторой завистью.) Бандит!
Трегубова.
Господи. Вы пугаете меня. (Отходит к работе.)
Татаров
(отход вправо и ходит по диагонали. Раздраженно).Я ушел ни с чем. Но если бы при ней не было бы чекиста, я заставил бы ее разговориться.
Трегубова.
Она очень горда. (Поворот манекена. 28.III.)Она сказала, что не со всеми русскими в Париже ей хотелось бы разговаривать.
Татаров.
С эмигрантами?
Трегубова.
Да.
Татаров.
Этой гордости хватит на неделю. Видели мы много праведников из советского рая, которые, подышав воздухом Парижа, отказывались, и навсегда, от своей веры.
Трегубова.
Мне показалось, что она очень горда.
Татаров.
(Ремизова пошла за ним.)Святая в стране соблазнов. Не верю. Не верю. Мы ее скрутим.
Трегубова.
Николай Иванович!
Татаров.
Что? Вы думаете, не удастся? Или — что? Я не понимаю, не понимаю ваших остановившихся глаз. Почему вы на меня так смотрите? Не удастся? Поверните к черту эту тускнеющую бирюзу!
Трегубова.
Я подумала о другом.
Татаров.
О чем?
Трегубова.
Если вы в состоянии так ненавидеть, это значит, что вы можете очень сильно любить. Татаров молчит.
Ремизова два шага — руку на Татарова.
Николай Иванович, а меня вы не любите и никогда не любили.
Татаров молчит.
Ну, не надо, не сердитесь. Я не буду говорить об этом.
Татаров
(к столу, пересматривает книги).Чтобы читать у нее в душе, к ней приставили ангела с револьвером. (Газету берет, читает.)Приставьте меня к ней, а не чекиста, и тогда обнаружатся все ее тайны.
Трегубова.
Она была юной девушкой, когда вы бежали из России. Разве вы ее знали на родине?
Татаров
(у стола).Знал!
Трегубова.
Все может быть. Ваше прошлое мне неизвестно, Николай Иванович. (К манекенщице.)Вы свободны. Манекенщица ушла. Рем/изова/ на кресло села.
Ответьте мне, скажите мне: может быть, эта актриса ваша дочь?
Пауза.
Татаров
(ходит).Может быть, может быть.
Трегубова
(с чувством большого волнения). Это правда?
Татаров.
А может быть, племянница.
Трегубова.
Ваша племянница?
Татаров.
А может быть, и не моя, а другого адвоката, похожего на меня.
Трегубова.
Какого адвоката?
Татаров.
Или не адвоката. Может быть, директора банка, или члена земской управы, или профессора. Не все ли равно. (Подход/ит/ к ней.)Чего тут не понимать? Русские интеллигенты, мы из одного племени с ней. Но случилось так, что я жалкий изгнанник, а она — высокомерная гостья с моей родины. Я не верю в ее высокомерность. Я знаю, что она несчастна. И пусть она будет немая, как… вот это зеркало, но я все-таки услышу ее голос. Я заставлю ее кричать о своей тоске.
Трегубова.
Может оказаться, что ваше подозрение неправильно. (Разрезает.)
Татаров
(встал около нее).Вам кажется, что она честна?
Трегубова.
Да. Вы сами читали мне статьи о ней. Как ее ценят большевики.
Татаров.
И все-таки она лжет им. Я докажу это.
Трегубова.
Она была в фаворе.
Татаров.
Тем интереснее опыт. [Да, она была в фаворе. Ей разрешалось многое. Она ставила «Гамлета». Подумайте, «Гамлета» — в стране, где искусство низведено до агитации за разведение свиней, за рытье силосных ям… Советская власть избаловала ее. И все-таки я утверждаю, что, несмотря ни на что, самым пылким ее желанием было бежать сюда.] Знаменитая актриса из страны рабов закричит миру: не верьте, не верьте моей славе! Я получила ее за отказ мыслить. Не верьте моей свободе: я была рабом, несмотря ни на что.