Татаров.Ого… Значит, вы не этнографическое понятие… функция во времени [227] .

Леля.Да. Я… Новый мир — это понятие не географическое.

Татаров.А какое же?

Леля.Историческое. И потому так трудно быть гражданином нового мира.

Татаров.Можно подумать, что вы немножко гордитесь.

Леля.Чем? Тем, что я гражданка нового мира? Конечно, горжусь.

Татаров.Но у вас в новом мире, говорят, очень мало хлеба?

Леля.Мало.

Татаров.Едят конину.

Леля.Мяса вообще мало.

Татаров.Голодные бунты происходят.

Леля.Ничего подобного.

Татаров.Очереди.

Леля.Бывает. Все средства брошены на тяжелую промышленность. Металлургию, машиностроение. Нужно несколько лет. Правда, у нас дураков много. Надо дураков расстреливать.

Татаров.Ого.

Леля.У нас нация плохая. Алкоголь на нее страшно действует.

Татаров.Пьянство поголовное.

Леля.Не в том дело. Вообще нельзя русским пить. Я даже другое имею в виду: русские безответственны. Они даже перед реальной вещью, близкой и понятной, собственнической — перед родиной — не умели быть ответственны, значит, как им трудно теперь, когда требуется ответственность перед вещью отвлеченной, непривычной — будущий мир. Если бы мы были японцы. Скажем, японцы. Клятву нужно какую-то. На мечах. Самоотверженность. Самураями нужно быть. Романтика требуется. Если бы мы были японцами, через пять лет у нас была бы великая страна.

Татаров.А так, значит, не будет великой страны?

Леля.Не знаю.

Татаров.Никто не верит.

Леля.Верить в нее — значит совершенно отказаться от себя. Поэтому легче не верить. Интеллигенция считает себя умнее, на голову выше класса, стоящего у власти. Она считает себя Гулливером в стране лилипутов. Все дело в возрасте. Я слишком много помню. Если бы мне было пятнадцать лет, я ничего не знала бы и не помнила, и ничего во мне не было бы такого, от чего мне трудно было бы отказываться… я стала бы Гулливером в стране великанов.

Татаров.Интеллигенция ненавидит советскую власть.

Леля.Напротив. Очень много интеллигентов вступает в партию.

Татаров.Тогда я не понимаю, на что вы жалуетесь…

Леля.Я хочу править страной. Я хочу, чтобы мне поверили, что я, вот такая, как я есть, — могу править страной, советской страной.

Татаров.В результате всего вы бежали сюда.

Леля.Да. Я сошла с ума.

Татаров.Вы каетесь?

Леля.Теперь уже поздно. Мне нужно серебряное платье.

Татаров.Что вы говорите?

Леля.Мне нужно сверкающее платье, жемчуг, мне нужна одежда, которая стоит десять тысяч франков… Лучшая массажистка должна прийти ко мне завтра утром… Я хочу править Европой.

Татаров.У вас большой диапазон. От очереди за кониной к серебряному платью.

Леля.Нет никого и ничего. Я одна в мире. Артистка. Человек. Мысль. Я — мысль, разодранная на две части. И мне кажется, что я должна быть лучше всех… Новый мир осмеял меня, неужели и Европа унизит меня? Нищей стране, очередям, сугробам, тулупам я отдала свою молодость. Нельзя начать жизнь сначала… У меня нет второй молодости, чтобы положить ее на завоевание Европы. Только одно богатство у меня в руках. Эти листки. Возможность продать себя.

Татаров.Что вы хотите за ваши листки?

Леля.Магазины, портних, массажисток, всю легкую промышленность Европы, дорогу в Ниццу, всех презирающих меня, гражданку нищей страны, расступающуюся толпу, внимание, всеобщую остановку внимания, психопатизм, сексуальный экстаз, тишину маленьких домиков, сады с жасмином, зависть, бессмысленные мечтания гадких утят — лебединые серебряные крылья — все дары капиталистического мира, весь список его благодеяний я хочу получить взамен этого списка жалоб на мир старый.

Татаров.Грандиозно.

Что же вы хотите конкретно? Денег?

Леля.Елена Гончарова, знаменитая артистка Страны Советов, бежала в Европу. Это непросто… Слышите? Когда Данте был изгнан из пределов родины, об этом знал весь мир. Он плакал на чужбине, и его слезы до сих пор блестят на страницах истории.

Татаров.Вы можете поплакать мне в жилетку.

Леля.Что?

Татаров.Я говорю, что моя жилетка может заменить вам страницу истории…