Одиссея последнего романтика
вернуться

Григорьев Аполлон Александрович
Шрифт:

8 февраля 1844

Две судьбы {126}

Лежала общая на них Печать проклятья иль избранья, И одинаковый у них В груди таился червь страданья. Хранить в несбыточные дни Надежду гордую до гроба С рожденья их осуждены Они равно, казалось, оба. Но шутка ль рока то была — Не остроумная нимало,— Как он, горда, больна и зла, Она его не понимала. Они расстались… Умер он, До смерти мученик недуга, И где-то там, под небом юга, Под сенью гор похоронен. А ей послал, как он предрек, Скупой на всё, дающий вволю, Чего не просят, мудрый рок Благополучнейшую долю: Своя семья, известный круг Своих, которые играли По грошу в преферанс, супруг, Всю жизнь не ведавший печали, Романов враг, халата друг,— Ей жизнь цветами украшали. А всё казалось, что порой Ей было душно, было жарко, Что на щеках горел так ярко Румянец грешный и больной, Что жаждой прежних, странных снов Болезненно сияли очи, Что не одной бессонной ночи Вы б доискались в ней следов.

Август 1844

Зимний вечер {127}

Душный вечер, зимний вечер; Все окно заволокло, Нагорели тускло свечи — Не темно и не светло… Брось «Дебаты» {128} , ради бога! Брось заморское!.. Давно В «Москвитянине» престрого О Содоме решено {129} . Слушай лучше… Тоном выше Тянет песню самовар, И мороз трещит на крыше — Оба, право, божий дар,— В зимний вечер, в душный вечер… Да и вечер нужен нам, Чтоб без мысли и без речи Верный счет вести часам.

1844

Прости {130}

I only know — we loved in vain —

I only feel — farewell, farewell!

Byron [41]
Прости!.. Покорен воле рока, Без глупых жалоб и упрека, Я говорю тебе: прости! К чему упрек? Я верю твердо, Что в нас равно страданье гордо, Что нам одним путем идти.

41

Лишь знаю: тщетно мы любили, Лишь чувствую: прощай, прощай!

Байрон (англ.)

Мы не пойдем рука с рукою, Но память прошлого с собою Нести равно осуждены. Мы в жизнь, обоим нам пустую, Уносим веру роковую В одни несбыточные сны. И пусть душа твоя нимало В былые дни не понимала Души моей, любви моей… Ее блаженства и мученья Прошли навек, без разделенья И без возврата… Что мне в ней? Пускай за то, что мы свободны, Что горды мы, что странно сходны, Не суждено сойтиться нам; Но всё, что мучит и тревожит, Что грудь сосет и сердце гложет, Мы разделили пополам. И нам обоим нет спасенья!.. Тебя не выкупят моленья, Тебе молитва не дана: В ней небо слышит без участья Томленье скуки, жажду счастья, Мечты несбыточного сна…

Сентябрь 1844

Город {131}

Да, я люблю его, громадный, гордый град, Но не за то, за что другие; Не здания его, не пышный блеск палат И не граниты вековые Я в нем люблю, о нет! Скорбящею душой Я прозираю в нем иное — Его страдание под ледяной корой, Его страдание больное. Пусть почву шаткую он заковал в гранит И защитил ее от моря, И пусть сурово он в самом себе таит Волненье радости и горя, И пусть его река к стопам его песет И роскоши, и неги дани,— На них отпечатлен тяжелый след забот, Людского пота и страданий. И пусть горят светло огни его палат, Пусть слышны в них веселья звуки,— Обман, один обман! Они не заглушат Безумно страшных стонов муки! Страдание одно привык я подмечать, В окне ль с богатою гардиной, Иль в темном уголку, — везде его печать! Страданье — уровень единый! И в те часы, когда на город гордый мой Ложится ночь без тьмы и тени, Когда прозрачно всё, мелькает предо мной Рой отвратительных видений… Пусть ночь ясна, как день, пусть тихо всё вокруг, Пусть всё прозрачно и спокойно,— В покое том затих на время злой недуг, И то — прозрачность язвы гнойной.

1 января 1845

К Лавинии

Он вас любил как эгоист больной…» {132}

Он вас любил как эгоист больной, И без надежд, и без желаний счастья; К судьбе своей и к вашей без участья, Он предавался силе роковой… И помните ль, как он, бывало, вам Передавал безумно, безотрадно Свою тоску — и вы к его словам Прислушивались трепетно и жадно?.. Он понимал, глубоко понимал, Что не пустым, бесплодно-громким звуком Его слова вам будут… Обрекал Он вас давно неисцелимым мукам…