Шрифт:
Январь 1845
Отрывок из сказаний об одной темной жизни {133}
1
С пирмонтских вод приехал он, Всё так же бледный и больной, Всё так же тяжко удручен Ипохондрической тоской… И, добр по-прежнему со мной, Он только руку мне пожал На мой вопрос, что было с ним, Скитальцем по краям чужим? Но ничего не отвечал… Его молчанье было мне Не новость… Он, по старине, Рассказов страшно не любил И очень мало говорил… Зато рассказывал я сам Ему подробно обо всех, Кого он знал; к моим словам Он был внимателен — и грех Сказать, чтоб Юрий забывал, Кого он в старину знавал… Когда ж напомнил я ему Про Ольгу… к прошлому всему Печально-холоден, зевнул Мой Юрий и рукой махнул… 2
Бывало, часто говорил Он мне, что от природы был Он эгоистом сотворен, Что в этом виноват не он, Что если нет в душе любви И веры нет, то не зови Напрасно их, — спасен лишь тот, Кто сам спасенья с верой ждет,— Что неотступно он их звал, Что, мучась жаждою больной, Всё ждал их, ждал — и ждать устал… И, разбирая предо мной Свои мечты, свои дела, Он мне доказывал, что в них Не только искры чувств святых, Но даже не было и зла. {134} Он говорил, что для других В преданьях прошлого — залог Любви и веры, — а ему Преданий детства не дал бог; Что, веря одному уму, Привык он чувство рассекать Анатомическим ножом И с тайным ужасом читать Лишь эгоизм, сокрытый в нем, И знать, что в чувство ни в одно Ему поверить не дано. 3
Одну привязанность я знал За Юрием… Не вспоминал О ней он после никогда; Но знаю я, что ни года, Ни даже воля — истребить Ее печального следа Не в силах были: позабыть Не мог он ни добра, ни зла; И та привязанность была Так глубока и так странна, Что любопытна, может быть, И вам покажется она… Не думайте, чтоб мог любить Он женщину, хотя в любовь, Бывало, веровал вполне, Хоть в нем кипела тоже кровь… Но неспособен был вдвойне И в те лета влюбиться он: Он был и ветрен, и умен. Зато в душе иную страсть Носил он. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4
Его я знал… Лицо его Вас поразить бы не могло; Одно высокое чело Носило резкую печать Высоких дум… Но угадать Вам было б нечего на нем… Да взгляд его сиял огнем… Как бездна темен и глубок, Тот взгляд одно лишь выражал — Высокий помысл иль упрек… На нем так ясно почивал Судьбы таинственный призыв… К чему — бог весть! Не совершив Из дум любимых ни одной, В деревне, при смерти больной, Он смерти верить не хотел — И умер… И его удел Могилой темною сокрыт… Но цвет больной его ланит Давно пророчил для него Чахотку — больше ничего! 5
Его я знал, — и никого, И никогда не уважал Я так глубоко, хоть его Почти по виду только знал, Иль знал, как все, не больше… Он Ко всем был холоден равно И неприступно затаен От всех родных и чуждых; но Та затаенность не могла Вас оттолкнуть, — она влекла К себе невольно. Но о нем Довольно… К делу перейдем. 6
Одно я знаю: Юрий мой Был горд до странности смешной; Ко многим — к тем, кто выше был Его породой, или слыл Аристократом (но у нас, Скажите, где же высший класс?) — Не слишком ездить он любил… Но к князю часто он езжал И свой холодный, резкий тон С ним в разговоре оставлял… Хоть с Юрием, быть может, он Был даже вдвое холодней, Чем с прочими, — в любви хвоей Был Юрий мой неизменим И, вечно горд, в сношеньях с ним Был слаб и странен, как дитя… Да! он любил его, хотя На сердца искренний привет Встречал один сухой ответ… 7
Он помнил вечер… Так ясна Плыла апрельская луна, Такой молочной белизной Сияла неба синева, Так жарко жизнью молодой Его горела голова, Так было грустно одному, И так хотелося ему Открыться хоть кому-нибудь И перелить в чужую грудь Хоть раз один, что он таил, Как злой недуг, в себе самом, Чему он с верою служил И что мучительным огнем Его сжигало, — и теперь, В груди его открывши дверь, На божий мир взглянуло раз И с ним слилося в этот час В созвучьи тайном… В этот миг Зачем судьба столкнула их? Бог весть!..