музей-заповедник «Царицыно»

Нет, что ни говорите, а купеческие замашки в русской душе неистребимы. Живёт в душе каждого россиянина этакий Тит Титыч, который только и ждёт момента, чтобы выйти из потаённых душевных закоулков наружу, и показать своё довольное мурло. Бороться с проявлением этого пережитка бесполезно, потому как пережиток этот — часть русской души, не самая лучшая часть, но что делать — чем бог наградил, с тем и живём. Поэтому с незапамятных времён и гуляют по белому свету байки о купеческих загулах, одна другой удивительней и неправдоподобней. И неважно, когда и где русская душа в загул пустилась — в веке осьмнадцатом на постоянном дворе или в веке двадцать первом в «Максиме» или «Метрополе». Тут главное широта, размах, так, чтобы у народа очи на лоб от удивления повылезли, челюсть до самого плинтуса отвисла и долго не закрывалась. Принцип здесь один: чтобы было всё, и всего этого было много. Если шампанского — так цельный фонтан, икры — так чтобы горкой, чтобы гости ей, проклятой, не только животы досыта набили, но и вместо дёгтя сапоги мазали, ну а если музыкальное сопровождение — так цельный цыганский табор, а то и два, и никак не меньше!

И над всем этим непотребством незримо висит хмельной и вечный купеческий рык: «Знай наших! Гуляй, православные, за всё заплачено! Пей, ешь, сколько душа пожелает! Что хочешь, твори, только не говори, что хозяин на угощенье поскупился, потому как на Руси это самая большая обида. За такие слова, гость дорогой, недолго и в грызло получить! Ну, а коли ты слов обидных ни по трезвой памяти, ни во хмелю не сказал, то ты есть для меня самый дорогой человек, хоть и вижу я тебя первый, и, скорее всего, последний раз в жизни».

Скажешь читатель: «Неправда»! Да нет — к сожалению, правда! Так было и так есть. И неважно, какой на дворе век, и не столь важно, кто на этот раз бражничает — купчишка тверской или высокооплачиваемый менеджер из «Газпрома», главное — знай наших! Гуляй душа, за всё заплачено!

В тот день на зелёных лужайках музея-заповедника гуляла если не вся московская элита, то её большая часть. Друзья и близкие (и не очень близкие) родственники отмечали бракосочетание примы Большого театра Дарьи Калининой и владельца сети торговых супермаркетов «Мир вкуса» Максима Опанасенко. Вообще-то в музее-заповеднике такие мероприятия проводить запрещено: во-первых, музей, хоть и под открытым небом, а во-вторых — заповедник! Но чего не сделаешь ради счастья молодых! — решило правительство Москвы, и вместе с министерством культуры Российской Федерации на такие мелочи синхронно закрыли глаза.

Странная была эта свадьба. Хоть и потрачен на устройство свадебного торжества не один миллион, и дизайнеры постарались на славу, и сама молодая была женщиной утончённых манер и дурновкусия не терпела, а всё равно сквозило от показной роскоши неистребимым купеческим душком.

По зелёному склону заповедника были разбросаны цветные шатры, внутри которых вдоль богато накрытых столов томились в ожидании гостей вышколенные официанты, число коих приближалось к численности армейского батальона, укомплектованного по штату военного времени.

Центральный шатёр — самый большой, расположенный в центре лужайки, был драпирован белым шёлком таким образом, чтобы стоящий на возвышении в центре шатра свадебный стол для молодых, был виден с четырёх сторон.

Справа от центрального шатра, на специально сколоченных и задрапированных зелёным покрытием подмостках расположился оркестр.

Из-за строгих концертных костюмов музыканты казались немного чопорными, и нервно, без нужды, трогали скрипки и валторны. Седой капельмейстер, словно полководец перед битвой, задумчиво вышагивал перед шатром, косясь при этом на известного всей Москве конферансье, который на этом празднике жизни исполнял роль тамады и главного распорядителя торжества одновременно.

— Почему-то вертится в голове фраза «…гости съезжались на бал»! — вполголоса произнёс конферансье, подойдя к капельмейстеру. В ответ музыкант тряхнул седыми локонами и с готовностью уставился на собеседника. — Сыграйте что-нибудь классическое, но без надрыва, а то гости начинают нервничать.

Капельмейстер снова кивнул и решительно шагнул к оркестру. Заскучавшие музыканты с удовольствием взялись за смычки и через мгновенье над заповедником полились чарующие звуки венского вальса.

Второй день октября был по-летнему солнечным, но Каледин с утра, как и положено русскому офицеру во время отсутствия боевых действий, хандрил. Тратить законный выходной на очередное сборище толстосумов не хотелось. — Ничего, брат, не попишешь — приказ! — сказал он сам себе и после освежающего послеобеденного сна стал собираться на «оперативное мероприятие».

До Царицыно можно было добраться на метро за десять минут, но кто же ездит на свадьбу к местному олигарху на метро! Поэтому Каледин был вынужден простоять битый час в дорожной пробке, ругая себя последними словами за тупое соблюдение этикета. На въезде в заповедник его встретили пара упакованных в вечерние костюмы «качков» и миловидная стройная девушка, трепетно прижимающая к девичьей груди список гостей.

— Ваш столик в шатре номер шесть. — с улыбкой сообщила она Кантемиру, отыскав его фамилию в длинном перечне приглашённых. — Это голубой шатёр, — уточнила распорядительница и рукой обозначила направление движения Кантемира. Подполковник едва уловимо поморщился: номер шатра напомнил чеховскую «Палату номер шесть», а цвет ставил под сомнение его сексуальную ориентацию. По пути к своему шатру Каледину трижды попался официант с подносом горячительных напитков, и подполковник трижды оросил измученную офицерскую душу ледяной водкой. Полегчало. Закусил каким-то диковинным бутербродом, взятым с первого попавшегося на пути стола, Кантемир с удовлетворением отметил, что мучавшая его хандра, подобно старой деве на балу, тихонько отошла в укромный закуток.

Неожиданно оркестр грянул что-то бравурное, и в воздух полетели белые шары. Гости повернулись лицом к закату и задрали головы вверх. В небе показался воздушный шар, к которому вместо корзины было привязано кресло, на котором восседала невеста, точнее, уже молодая жена.

— Впечатляет! — обратился к Кантемиру стоящий рядом с ним белокурый тенор с бокалом напитка в руке.

— Круто! — согласился Каледин. — Даже круче, чем фонтан из шампанского, — и отошёл в сторону, оставив певца в недоумении. Тем временем распорядитель начал судорожно махать руками, видимо, обозначая точку приземления. К удивлению гостей, шар приземлился на точно обозначенном месте. Распорядитель с молоденькими помощницами бросился к Калининой и быстро освободили от страховочного ремня, поправили платье и расправили трёхметровую фату. Кантемир подошёл ближе и хорошенько рассмотрел новоиспечённую супругу олигарха. Лицо молодой женщины светилось нескрываемым удовольствием. Склонная к эпатажу прима Большого театра играла главную роль в собственноручно написанном и режиссированном ею спектакле. Роль второго плана была отдана самому олигарху, который к моменту приземления подкатил в белом с золотыми позументами ландо, запряжённом четвёркой белых, по всей вероятности цирковых, лошадей.