Шрифт:
Они распрощались, троекратно расцеловавшись. За шоколад, конечно, расплатилась супруга генерала. Когда она выходила из кондитерской, Георгий подсуетился, проскочил вперед и растворил для нее двери.
— Благодарю вас, — произнесла генеральша, направляясь к закрытому экипажу.
— Полноте, сударыня, — расплылся в улыбке Георгий и так же учтиво придержал ее за локоток, когда она садилась в экипаж, дверцу которого открыл соскочивший с козел возница. А когда он забирался на свое место, Георгий неожиданно и незаметно для него вскочил вслед за генеральшей в экипаж и, навалившись на нее всем телом, зажал одной ладонью рот и нос жертвы, а другою сжал горло. Парализованная от страха женщина даже не пыталась сопротивляться, а если бы и попробовала, ничего у нее из этого не вышло бы. Она только смотрела глазами, полными ужаса, на Георгия, и ее темные зрачки были огромны и бездонны.
— Простите меня, сударыня, — глухо произнес Георгий, неотрывно глядя прямо в эти бездонные зрачки. — Но я выполняю заказ вашего мужа, которого захомутала эта ваша товарка. Знайте: лярва она наипоследнейшая…
Зрачки женщины после этих слов, казалось, стали еще шире, она несколько раз дернулась, а потом глаза ее заволокло поволокой, тело вытянулось и обмякло. Через несколько мгновений Георгий вышел из экипажа и, прикрывая лицо ладонью, крикнул вознице:
— Эй, гужбан [71] ! Госпожа велела трогать…
71
Гужбан — извозчик (жарг.).
К Марку он пришел задумчивый.
— Как все прошло? — спросил тот, протягивая Георгию десять новеньких «катенек».
— Как-как, — проворчал Георгий. — Закрыл дыхало [72] ладонью да на храпок взял… [73]
— Ясно, — сказал Марк и будто бы деловито зашуршал своими бумагами. — Ладно, ступай…
Георгия знали уже все завсегдатаи «Каторги». Но с ним мало кто заговаривал — всем было известно, на какой «музыке» он играет, а посему предпочитали держаться от него в сторонке, ибо связываться с гайменником — себе дороже. Да и Георгий на общение ни с кем не шел, а уж тем более на дружбу. Последним его корешом был Дед, а другого Георгию и не надобно.
72
Дыхало — ноздри и рот (жарг.).
73
Взять на храпок — задушить (жарг.).
Однажды он так вот сидел, уставившись в окно и ничего за ним не видя, и случайно услышал разговор. Двое громил говорили про какого-то торговца-коммивояжера по фамилии Стасько, который стуканул и сдал фараонам одного жулика-еврея, зажилившего у купцов большие деньги. Еврея взяли, но его супружница поклялась во всеуслышание, что убьет этого Стасько.
— Так что, ежели мы его «замочим», когда он с товаром по коммерции отправится, то фараоны все на эту еврейскую бабу и спишут… — закончил свою неказистую речь один из громил.
— Это ты ловко придумал, — похвалил громилу второй, такой же. — А он шибко икряный [74] , Стасько ентот?
— Да ты чо! — с обидой в голосе произнес второй громила. — Он чикалками скуржавыми [75] на разъезд торгует. У него в «лопатнике» — «косуха» на «косухе». Палец не вставишь! Забогатеем, бля…
— А «хазу» этого Стасько ты наколол?
— А то…
Громилы перешли на шепот, но Георгий все же услышал:
— Тогда надо канать и пасти «карася».
74
Икряный — богатый (жарг.).
75
Чикалки скуржавые — золотые часы, преимущественно, карманные и наручные (жарг.).
— Надо…
— Только он месяц почти, как из «хазы» своей не выходит. Хоронится, как бы родня того еврея его не «зажмурила»…
— Тем паче, надо за ним стремзить.
— Верно!
— Чо, поканали?
— Почапали…
Решение созрело сразу: надо выпасти самих этих громил и самому прихватить и награнтать [76] этого самого Стасько. Не для того он из забугорья винта нарезал, чтобы, как гавка [77] , на дядю служить. Он — Георгий Полянский — сам себе хозяин… И когда громилы вышли, Георгий пошел за ними. Они и вывели его к дому Стасько. Покурили цигарки, постояли у ворот, а когда стемнело, ушли, решив, верно, что ночью пасти «карася» нет резону: куда он потопает ночью с товаром? А вот Георгий — остался. И ему снова подфартило. Когда он, решив подобраться поближе к дому, перемахнул через забор и, пригибаясь, прокрался к одному из окон, то в открытую форточку услышал разговор. Женский голос с укоризной и даже истерическими нотками увещевал кого-то, верно, этого самого «карася» Стасько, не выходить из дома ни под какими предлогами и сидеть в нем безвылазно.
76
Награнтать — ограбить с применением насилия (жарг.).
77
Гавка — собака (жарг.).
— Да сколько ж можно вот так сидеть-то? — возмущался мужчина. — Эдак, до морковкиного заговенья досидеть можно…
— А сколь надо, столь сидеть и будешь, коли живым хочешь остаться, — послышался женский голос. — Караулят тебя двое. Сама видела. Лихие… А вдовой мне быть как-то не светит…
— Ну, сходи в участок, что ли, — после недолгого молчания произнес Стасько.
— Завтрева пойду…
Больше ничего интересного Георгий не услышал. А потом в комнате с открытой форточкой потух свет.
Через день он снова пришел к дому, дождался, когда один из карауливших Стасько громил уйдет, и перелез через забор. Форточка в комнате, где горела лампа, снова была открыта. Впрочем, нынче сентябрь был на удивление теплым…
Полянский осторожно заглянул в окно и через щель в марлевой занавеси увидел, что комната пуста. Это была спальня.
Он присел под окошком, надеясь дождаться, когда хозяева станут укладываться спать. И дождался. Через три четверти часа в комнате послышались шаги, а потом раздался мужской голос: