Райлен ушел в задумчивости, а через неделю я обнаружил, что письма – те самые, которые ты писала с момента моего поступления в академию и которые я, как последний дурак, всегда возил с собой, пропали. Я нашел их через три дня, в ящике стола – Райлен пытался скрыть кражу, он наверняка думает, будто я даже не заметил исчезновения.

Но это, дорогая Соули, мелочи. Самое страшное случилось вчера.

Ты знаешь, что такое вторжение в сознание? Нет, не знаешь. И я сделаю все, чтобы никогда не испытала подобного.

Райлен выловил меня после лекций и попросил «показать». Я его послал. Не потому, что процесс вторжения сродни пытке каленым железом, просто… мне хватило расспросов, украденных писем и дубликата твоего фотографического портрета, который это урод сделал без ведома и спроса. Я послал его и ушел. Я был уверен – на этом разговор окончен. Я ошибся.

Даориец вернулся вечером, в компании Брука и Вукса. Пока эти двое держали, урод насильно влез в мое сознание. Я сопротивлялся как мог, но сумел закрыть только часть воспоминаний, которые касались моих разработок в области некромантии. Остальное тварь даорийская разглядела.

Он видел твой первый взрослый бал – помнишь, я тогда отпросился из академии и приехал, чтобы ты не дрожала так сильно? Видел, как ты под руководством отца объезжаешь Искру. Как кружишься по лугу в венке из ромашек. Как смеешься, слушая байки Милана. Как плачешь над тельцем угодившего под колеса телеги щенка.

Он видел все, что видел я.

Вчера, отойдя от болевого шока, я молился Всевышнему. Я просил оградить и защитить тебя от этого монстра. Всевышний оказался глух. Даориец не отступится – я прочел это в его глазах. Райлен намерен забрать тебя, солнце.

Боюсь, мне придется снова обратиться к Цулику. Вместе мы что-нибудь придумаем.

Прости, дорогая Соули, но с сегодняшнего дня я вынужден прервать нашу переписку. Знаю, ты не поймешь и обидишься, но иначе нельзя. Райлен из рода Даоров и так знает о тебе слишком много, я не хочу подливать масла в огонь его одержимости.

Надеюсь, вы никогда не встретитесь, но, если несчастье все-таки случится, знай – он не так благороден, как кажется. Не веришь? Спроси Милана».

Зеркало я все-таки выронила, дневник тоже.

Богиня, но ведь это… это просто не может быть правдой. Райлен не такой. Он не способен. Он…

Мир перед глазами поплыл, сердце отчего-то замедлилось или вовсе стучать перестало? К горлу подкатил ком, а глаза… нет, слезы не бывают настолько горючими, жгучими… Или бывают?

Богиня, милая моя покровительница, неужели это со мной?

Я зажмурилась в надежде прогнать дурноту. Вдохнула поглубже, выдохнула.

– Линар ошибается! – сказала и вздрогнула, не узнав собственный голос.

Нет, нет и нет! Это невозможно. Это ошибка. Это… недоразумение.

Недоразумение, и ничего больше!

– Соули, я дурак, да? – Милан сидел на нарах подле меня с покаянно опущенной головой. И даже дышать боялся.

Если бы этот разговор случился вчера, я бы не раздумывая сказала «да!». И еще пару забористых слов, слышанных от господина Вакирса, добавила. А так…

– Соули… – позвал Милан убито. – Соули, не молчи…

Головы брат так и не поднял, поэтому проступившие слезы вытерла не таясь.

– Соули, ну я же не думал, что все настолько серьезно. Я же… Понимаешь, я решил, что это изощренная игра, не больше.

Я опять промолчала. Просто в горле стоял ком, да и… не хотелось говорить. Ничего не хотелось. Зато Милан подумал, что жду пояснений и продолжил:

– Просто ты жизни совсем не видела. Ты даже вообразить не можешь, на что способны опьяненные желанием мужчины. Особенно те, за которыми могущественная родня и богатые земли. Эти золотые мальчики… – Брат явно сдерживался, но скрыть презрение не смог. – Они таких, как мы, вообще за людей не считают. Обычно.

В памяти мгновенно всплыли записи Линара, в которых единственный в нашем роду маг признавался – издевались, били.

– А девушки для них… – прошептал Милан, но тут же осекся и выдавил: – Извини. Я… Да, я помню. Ты – исключение.

Может, я и впрямь исключение, но сердце как тисками сдавило. Пришлось проглотить проклятый ком, сказать:

– Райлен. Что ты о нем знаешь?

В следующее мгновение меня грубо ухватили за подбородок и заставили смотреть в глаза.

– Ты плакала? – выдохнул Милан.