Паромы с офисными работниками заставили его остановиться. «Вот о чем все это, – подумал он, – люди, которые поднимаются на рассвете, чтобы добраться до работы, в некоторой степени верят, что финансовая индустрия поможет экономике. Не надо думать об больших числах. Не надо брать в голову безжалостную структурированность финансирования и производных и миллионные бонусы для проигравших пари. Вот то, ради чего действительно нужно сохранить финансовую отрасль, – защита обычных людей на обычных рабочих местах».

Но, когда он проходил Южную улицу Морского порта, а потом шел под Бруклинским мостом, он вдруг задумался об аде, который принесет новый день. Он был крайне обеспокоен последними шокирующими событиями: вчера стоимость активов гигантского фонда денежного рынка Reserve Primary Fund упала ниже доллара за акцию[618], до 97 центов. Фонды денежного рынка не должны были такого допускать, ведь инвестировать в них было одним из наименее рискованных бизнесов, получая незначительные доходы в обмен на полную безопасность. Но Reserve Primary Fund, делая рискованные ставки, в том числе 785 млн долларов в бумаги Lehman[619], пытался получить более высокую доходность, 4,04 % годовых,[620] – самый высокий показатель в отрасли. Инвесторы начали ликвидацию своих счетов, что вынудило менеджеров наложить семидневный мораторий на погашение. Гайтнер волновался: никто точно не знал, насколько обширным может оказаться ущерб.

С фондами денежного рынка под давлением, думал Гайтнер, и миллионами инвесторов, запертых внутри банкрота Lehman Brothers, это означало, что два оставшихся брокера-дилера, Morgan Stanley и Goldman Sachs, могут стать следующими.[621]

* * *

Паника ощущалась уже в кабинете Джона Мака в штаб-квартире Morgan Stanley на Таймс-сквер. Сидя на диване вместе с помощниками Чаммой и Горманом, которые пили кофе из бумажных стаканчиков, он думал: главной новостью утра среды должен был стать мощный отчет о доходах Morgan Stanley, выпущенный днем ранее с намерением в зародыше задавить ростки паники по поводу фирмы после фиаско Lehman. Во вторник в течение нескольких часов акции упали на 28 %, и он понял – необходимо что-то сделать, чтобы остановить процесс. Ежеквартальный отчет о прибыли был хорош – лучше, чем у пострадавшего не так сильно Goldman Sachs, объявившего о своих доходах во вторник утром. Morgan сообщил о 1,43 млрд долларов прибыли – всего на 3 % меньше, чем год назад. Вот только заголовок Wall Street Journal «Goldman и Morgan теперь сами по себе. Сражаться или сдаться?»… И, как уже было ясно по фьючерсным рынкам, попытка продемонстрировать силу и жизнеспособность провалилась.

Помимо новых забот о фондах денежного рынка и общей нервозности по поводу инвестиционных банков Мак столкнулся с более серьезной проблемой: в начале недели у Morgan Stanley в запасе было 178 млрд долларов, доступных для финансирования деятельности и кредитования основных клиентов – хедж-фондов. Но за последние сутки было выведено более 20 млрд, поскольку хедж-фонды потребовали свои деньги, порой полностью закрывая свои первичные брокерские счета.

– Деньги испаряются, – сказал Чамма Маку.

– Никто и не думает о лояльности, – отозвался Мак. Он хотел прекратить отток средств, но до сих пор Чамме удавалось убедить его продолжать выдачу денег. «Если мы прекратим выплаты, это будет признаком слабости», – предупредил Чамма.

Вопрос состоял в том, как долго они смогут позволить себе продолжать.

– Мы не сможем это делать бесконечно, – добавил Чамма.

– Они так поступили с Диком! – ревел Мак, веря, что хедж-фонды плетут заговор против фирмы, хотя, судя по новостям, некоторым из них на самом деле были нужны наличные. Фонды, которые держали счета в отделении Lehman в Лондоне, не могли забрать деньги и пришли умолять Morgan Stanley и Goldman.

Мак был обеспокоен тем, что им необходимо было продолжать выплачивать деньги. Он провел годы, развивая их брокерский бизнес в крупную прибыльную контору – 89 из первой сотни мировых хедж-фондов торговали через Morgan Stanley. В разгар кризиса было крайне важно, чтобы фирма не выказывала даже малейшие признаки паники, иначе вся франшиза была бы потеряна.

– Мы уверены, – сказал он. – Мы не имеем права быть слабыми или смущаться.

В нормальных обстоятельствах Джон Мак умел быть невозмутимым. Накануне, по обыкновению, он даже побывал на торговой площадке, пообщался с трейдерами и съел кусок пиццы. Но этим утром в своем кабинете он начал терять самообладание. Предстояло слишком много сделать, слишком много вариантов исследовать, о слишком многом побеспокоиться.

Накануне вечером ему позвонил его старый знакомый Стивен Р. Фолк, вице-президент Citigroup и бывший адвокат, который много лет назад помог Маку осуществить слияние с Dean Witter. Теперь Фолк, будто позвонивший поздравить с мощным отчетом о доходах, намекнул на возможность другого слияния – с Citi.

– Джон, мы к вашим услугам. Мы не агрессивны, и, если вы хотите сделать что-то, чтобы мы были вместе, нам есть о чем поговорить, – сказал Фолк.

Это была потенциальная бомба. Слияние Morgan Stanley и Citigroup – все равно что объединение Microsoft и Intel.

Мак, Чамма и Горман обдумывали идею. Учитывая давление на модель брокера-дилера, слияние с Citigroup давало устойчивую базу депозитов. JP Morgan и Citigroup были единственными, кто остался из больших, сильных банков.

Все слышали о прошедшей в понедельник конференции Bank of America и о сделке с Merrill Lynch и не могли игнорировать комментарии Кена Льюиса, который практически объявил модель брокера-дилера официально мертвой.