«О нет! – зарыдало во мне. – Не-ет…»

Я кинулся с тротуара прямо на проезжую часть. Зеленые «Жигули» визгнули тормозами. Я перебежал дорогу, потом быстро куда-то шел. И здесь не врут классики, когда пишут, что их герой вдруг, сам не помня как, куда-то забрел. Я тоже брел, ничего не соображая. Забрел в переулок. Низенькие щербатые заборы, молодая крапива, черные избушки из пористых от старости бревен. Скисшие лужи, кучи мусора, червивые яблоньки-дички… Меня облаивали собаки, люди смотрели недоуменно, как на небывалого урода, а я прятал от них замутненные слезами глаза…

Прошло две с лишним недели, я почти не волнуюсь, вспоминая о Ней и об этом роковом столкновении на тротуаре. Что ж, захотелось любви, но не получилось, – дельце не выгорело, как говорится. Ячейка занята. Судьба дала в морду. Спасибо, не сильно, профилактически. Я даже, признаться, тайно радуюсь, что все так закончилось. И – главное – я понял: сильно чего-то хотеть нельзя, обязательно выйдет наоборот. И еще – нужно быть свободным, трезвым и одиноким.

Когда я шагаю по улицам нашего маленького, скрытого от остального мира хребтами высоченных суровых гор, нашего убогонького и уютного Кызыла, я получаю заряд. Нет, не заряд, толкающий к жизни, наполняющий созидательной энергией и т. п. Совсем иного рода заряд я получаю. Он сродни тому, каким начинена атомная боеголовка. Так бы и стер все подряд ядерным вихрем очищения.

Пусть летят к черту эти пыльные здания-близнецы, превращаются в тени одноцветные горожане, рассыпаются в прах достижения и гордости. Всё под корень. В печь!

Я шагаю по улице и подрагиваю от клокочущей мощи внутри. Напрягаюсь, вызываю взрыв, стискиваю зубы, сжимаюсь, а потом вспоминаю, что я-то – всего лишь человечек, один из прохожих. Ничего я не могу, только вот ждать избавления свыше, как свинья в стайке ожидает морозов, когда ее наконец-то зарежут.

Четыре с лишним часа я терпеливо слушал лекции. Сначала по истории Отечества нашего, потом по русской литературе XIX столетия, а сейчас созерцаю реалии текущего дня. Реформы идут полным ходом, переход из одного дерьма в другое производится успешно.

Так вот посмотришь…

Есть, правда, и положительные эмоции. Вот, например, ажурная ограда возле драмтеатра. Раньше она просто служила для отделения тротуара от территории, прилегающей к храму искусства, а нынче используется более рационально. На ней ровненько висят красочные рекламные щиты. Нет, не в этом основное положительное, хотя и пестро, ярко так, а в содержании. Ну, на одном щите привычное до равнодушия: «БАЛДЭМ – это естественно! Для всех видов волос!» Другой щит: «ТАМПЕКС – радуйся жизни!» И непонятный рисунок – то ли какая-то инфузория с хвостиком, то ли табачный мундштук-новинка. А дальше как раз то, прикольное: «ТЕФАЛЬ думает за вас!» Раньше было несколько иначе, но кто-то остроумный и смелый аккуратно закрасил «о» и так же аккуратно втиснул туда «за». Даже рекламодатель, скорее всего, не сразу бы заметил разницу, новый – смешной и страшный – смысл.

Но, несмотря на подобные редкие приколы, нужно решиться. Стереть все это к чертям собачьим. Без колебания, сортировки и жалости. Все под самый корень. Ядерным вихрем. Из чисто гуманных соображений.

И вот только не надо! Не надо этих патетических поз типа: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Не надо. Многие пока этим самоуспокаиваются и успокаивают других, гордятся даже. Не надо! Заткнитесь лучше и прячьтесь, кто куда может.

Я сжимаюсь в комок, я снова чувствую позыв к взрыву. Сейчас шибанет! Сейчас я разнесу по крайней мере пару кварталов. Зажмуриваюсь, стоя на тротуаре, прижимаю руки к груди. Н-ну!..

Нет, ложная тревога. Вновь ложная. «Отбо-ой», – жужжат зуммеры во всех концах моего организма.

Плетусь дальше, а мысли всё вертятся, кристаллизуют идеи, пути выхода. Можно сделать другое. Правда, это менее глобально, зато так же гуманно. Но здесь большая доля риска остаться непонятым. В общем, можно поступить следующим образом.

Итак (начинать надо с себя!), забираешься на крышу единственной девятиэтажки нашего города, в самом его сердце, напротив Дворца правительства. Забираешься на крышу, встаешь на самый край. На самый, на самый. Чтобы носки кроссовок трогали пустоту. Выдерживаешь десять секунд, окидываешь орлиным взором копошащихся внизу человечков, снующие машины и прочее. И затем наполняешь воздухом слабую грудь и орешь во всю мочь:

«Хэ-эй! Там, внизу! Хэ-эй!»

Кто-нибудь остановится, посмотрит удивленно вверх, на тебя. Заинтересуется. А ты скорей дальше:

«Люди-и! За вас, за вас я делаю это! Будьте же счастливы моим падением! Моим ослепительным восхождением! Цените жизнь свою! Не будьте скотами, трупами, бездушными манекенами, выпущенными из витрин! Опомнитесь! Ведь вы велики! Каждый из вас велик и могуч! Будьте же счастливы!»

И головой вперед, раскинув руки, как крылья.

Может, кто и оценит, и поймет принесенную жертву. Опомнится, одумается, оживет. Смочит твоим растекшимся мозгом свой носовой платок. Воскреснет из суи.