— Это… Это… Но вам ведь никогда не дадут это напечатать!..

Вечером, после премьеры, позвонила Крымова и попросила экземпляр книги, для кого-то очень нужный. Не могла поверить, что у меня нет. Мне не дали.

Второй книгой в нашей «Популярной библиотеке», после «Нового назначения» А. Бека, должен был пойти роман Дудинцева «Белые одежды». Толкового помещения у издательства все еще не имелось, и встреча с Владимиром Дмитриевичем была назначена в доме заведующей редакцией художественной литературы Нади Ганиковской. Назначили на три часа.

Отыскав этот дом у Сокола, поднялся я на третий этаж и как только отворил двери лифта, увидел Дудинцева. Вернее, его угадал, поскольку он стоял у окна спиной ко мне внизу лестничного полупролёта. Было без пяти три, Дудинцев смотрел в окно на улицу. Я отчего-то сразу догадался, что Владимир Дмитриевич, боясь опоздать, прибыл пораньше и теперь выжидает трех часов.

Он волновался, что было понятно. Его много лет никуда не звали, во всяком случае как автора. А тут — сама заведующая редакцией ждёт его дома и даже (может ли такое быть?) — там будет главный редактор издательства!

Я к нему не спустился, боясь смутить: пусть лучше встретит его улыбчивая Надя. Ровно в три часа прозвенел деликатный дверной звонок, и мы без затей расположились втроем в московской чистенькой, не очень тесной кухне.

Чтобы совсем развеять остатки напряжения, я для начала рассказал, как в пятьдесят шестом, в танковом своем полку, получил письмо из Москвы и узнал, что столица потрясена романом Дудинцева «Не хлебом единым», журнал рвут из рук, одни ругают, другие говорят, что явился новый Лев Толстой… И как я кинулся в полковую библиотеку, где с библиотекаршей дружил, но она, несмотря на дружбу, ответила, что этот номер «Нового мира» на руках. Я выждал неделю, а номер всё ещё был на руках… Еще через неделю — то же. Я наконец додумался спросить, у кого?

— У старшего лейтенанта Кириллова, — был ответ.

И прочитал я тот роман Дудинцева уже в Москве, в 1959 году, потому что старший лейтенант Кириллов был не просто старший лейтенант, а начальник особого отдела полка.

Когда я только собирался на встречу с Дудинцевым, в скверике на тогдашней улице Неждановой меня остановил мой директор и так мне сказал:

— У меня к вам просьба, Вячеслав Трофимович. Вы встречаетесь с писателями… Постарайтесь их убедить… Внушите им, что мы ещё очень бедные, ничего пока не заработали… Пусть они согласятся на самую минимальную оплату, а лучше всего — символическую, хотя в идеале хотелось бы получить их произведения безвозмездно!

Сдержанно я попытался что-то объяснить:

— Алексей Филиппович, ведь мы вступаем в новую эпоху, теперь не автор будет счастлив тем, что его поставили в план, а издатели будут биться друг с другом за хорошего автора!

— Я это понимаю, — согласился директор, — но вы всё же попытайтесь!

Конечно, Алексей Филиппович не знал (да ведь и знать-то бы не захотел!), что, к примеру, Дудинцев и его семья двадцать лет боролись с голодом, распродавая потихоньку мебель, пока всю её не заменили деревянными ящиками из соседнего овощного магазина, накрывая эти конструкции для элегантности старыми газетами…

А между тем, тиражи «Популярной библиотеки» были в двести тысяч экземпляров и даже больше, а через систему «Союзкниги» разлетались мгновенно. Такие были времена.

7 июля 1988 года коллегия Госкомиздата СССР заслушала вопрос «О работе издательства „Книжная палата“ по демократизации издательской деятельности в условиях хозрасчёта и самофинансирования»…

Начал товарищ Курилко:

— Полагаем необходимым тезисно обозначить ряд моментов, которые не нашли прямого отражения в представленных коллегии документах, но, на наш взгляд, важны с точки зрения дальнейшего развития демократизации издательской деятельности…

Дальше следовали восемь тезисов.

Товарищ Курилко рассудил, примерно, так: я, мол, скажу о главном, поставлю серьёзные вопросы, а уж потом главный редактор пусть поёт про всякие там перемены.

А товарищ Ненашев так не рассудил. Сначала он слушал молча, и даже промолчал, когда услыхал очень сильный демократический тезис: «мы настаиваем на ужесточении санкций к полиграфпредприятиям со стороны Комитета…»

Не выдержал М.Ф. на седьмом тезисе, услыхав, что «оптимальным было бы создать посредническое объединение, которое замкнёт на себе все функции материально-технического снабжения».

— А при чём тогда самостоятельность издательства? — вопросил председатель. — Это снова будет Главснаб… Будут те же бюрократические связи издательства и главка… Вам в рот положили, а вы ещё и жевать не хотите. А представьте, что не будет лимитов даже у нас. Не будет вообще лимитов?

— Михаил Фёдорович, — стоял на своём Курилко, — мы двумя руками за демократию, но в каком-то случае, как, например, в случае с бумагой, мне кажется, что можно и помельче шажки делать.

— Это в каком же смысле? Да в той же «Книжной палате» есть люди, которые вообще против той позиции, которую вы отстаиваете. Теперь надо вести линию к более мелким издательствам, преимущественно к кооперативным, и вообще ликвидировать Госкомиздат. Наверное, так и будет. Тогда все ваши сетования вообще ничего не стоят!