На первый взгляд, ничего из перечисленного не имеет ни малейшей связи с моими неизвестными родителями, но это не так. Имеет. Их решение повлияло на каждый виток моей судьбы. И всякий раз все возвращалось к темным личностям, которые передали своего ребенка-обезьяну Земной Больнице и ушли. Поступи они иначе, моя жизнь была бы другой, и я не наплела бы столько лжи внеземному классу.

Я не хотела признаваться себе, но всегда знала правду. Я могла заявлять, что выбрала этот курс с целью доказать, что так же хороша, как любой нормал, и ткнуть их в это носом... Но класс – лишь замена родителям. Я была так же одержима, как все мои друзья в сдедующем шаге. Они отчаянно нуждались в признании, а я жаждала мести, однако это две стороны одной медали.

Ладно, не совсем все мои друзья в следующем шаге одержимо пытались связаться с родителями. Кеон не пытался. Безумно ленивый, до ужаса уверенный в себе и до безобразия умный, одним он тем не менее всегда меня восхищал. В четырнадцать он заявил, что беспокоиться из-за родителей, которых никогда не знал, – слишком много хлопот, и ведь действительно так считал!

Я легла навзничь и вздохнула. Могло показаться, что в этом нет никакой логики, но я понимала: первый шаг к тому, чтобы предстать перед классом как обезьяна, – разобраться с родителями. Я наконец занялась тем, что мои друзья сделали четыре года назад. Мне уже исполнилось восемнадцать, и, по крайней мере формально, я считалась взрослой, но толку-то. Мое единственное преимущество по сравнению с наивной четырнадцатилеткой состояло в том, что я видела, что случилось с моими друзьями. И знала на горьком опыте: меня ждет полная катастрофа.

Все мы, кроме Кеона, прошли через тяжелые времена после того праздника Начала Года, когда нам исполнилось по четырнадцать. Это означало, что у нас появилось две возможности. Мы могли запросить информацию о родителях и попытаться связаться с ними. И могли один раз попробовать спорталиться в другой мир. Конечно, мы все думали об этом задолго, за много лет.

Я оказалась единственной, кому хватило безумия выбрать вариант с порталом. Все твердили мне, что не надо этого делать. Иссетт говорила раз сто. Остальные повторили тридцать раз каждый. Кэндис просила пятнадцать раз. Директриса следующего шага – три, а руководитель школьного исторического клуба – раз восемь. Мой про-папа впервые больше чем за год настоял на встрече со мной, чтобы в случае чего учли, что он был против.

Даже Кеон сделал высочайшее усилие и заметил, что идея плохая. Он подчеркнул, что Земная Больница не делает ошибок. Со времени последнего подтвержденного случая, когда диагноз оказался неверен, прошло больше ста лет.

Я это знала.

Кеон напомнил, что процесс неприятный. На том конце меня будет ждать бригада медиков, чтобы по прибытии, когда у меня разовьется анафилактический шок, сгрести меня в охапку и отпорталить обратно в реанимацию Земной Больницы. А там наготове другая бригада медиков. Кеон сказал, что мне, вероятно, не дадут погибнуть, но больно будет наверняка.

Он ближе всех подошел к тому, чтобы меня переубедить. Но я все равно ломилась напролом. Зная, что Земная Больница не ошиблась. Зная, что произойдет и что нет вообще никаких шансов. Но я должна была попытаться. Так что я провела десять секунд в другом мире и неделю в больнице.

На самом деле хватило бы и дня, но Земная Больница перестраховывалась, потому что иногда, очень редко, случались поздние осложнения. Мой случай редким не оказался, обошлось без осложнений. Я была совершенно обычной обезьяной, проклятой злой судьбой. Все меня навещали, приносили виноград и говорили, как глупо я поступила. Кеон тоже пришел, но он лишь сидел и лопал виноград.

Меня не волновало, что все сочли меня дурой. Оно того стоило. Я не сдалась, не стала пассивной жертвой. Я попыталась бороться с судьбой и потерпела неизбежное поражение, но гордилась тем, что попыталась. Одно плохо: мой психолог не стал говорить, что я дура. Заявил, мол, я получила положительный опыт, а я ответила, что он может отправляться со своим мнением к хаосу!

Остальные могли думать, что я сглупила, шагнув в портал; а я считала полнейшим безумием запрашивать информацию о родителях. Мое решение стоило мне одного дня физической боли, а друзьям достались душевные муки, осложнения после которых длились годами.

Иссетт моя лучшая подруга, так что больше всего меня затронуло то, что происходило с ней. Когда она получила доступ к записям, стало очевидно, что родители Иссетт поступили стандартно. Бросили ребенка-обезьяну, обвинили друг друга в приматских генах и разбежались в противоположных направлениях. Оказалось, что они из сектора Гамма, с Беовульфа. Их бракоразводный процесс начался на следующий день после рождения Иссетт, а затем они оба сменили имена. Сейчас отец Иссетт жил на пограничной планете в Эпсилоне. Мать тоже переехала, но только на другую планету в Гамма-секторе.

Я думала, после этого все ясно. Ребенок-выродок разрушил удобную жизнь родителей-нормалов, и они сделали все возможное, чтобы оставить его позади и забыть. Но желторотая романтичная Иссетт свято верила, что теперь они отнесутся к ней иначе. Она пыталась с ними связаться. Отец ответил безличным, в одну строчку сообщением. Вежливым, но в целом смысл сводился к одному слову: «Отвали!» Мать прислала длинное эмоциональное письмо, все обещала навестить, но каждый раз откладывала и наконец полностью оборвала общение.