— Не, только слышал, — фыркнул Леха. — Я ж с ней с шестнадцати лет трахаюсь и знаю, когда она от кайфа стонет, а когда — притворяется. Ну вот, с ним притворялась.

— А с тобой нет?

— Со мной нет.

— Так у вас, наверное, все серьезно, — предположил Дима. — Раз ее никто не удовлетворяет, то ваши перепихоны — это, возможно, судьба. Может, ты еще и женишься?

— Не, — мотнул головой друг. — Не женюсь. Мне с ней хорошо, просто и понятно, но это же только в койке. А жить как, если знаешь, что твоя жена — законченная б…дь и даст любому, у кого бабки есть? Я так не могу, Димас. Что мое, то мое, и баста!

— Тогда, наверное, лучше оставить все как есть.

— Да знаю, — вздохнул Леха. — Только иногда наваливается такая тоска, что жить не хочется.

Остаток дня Наталья проревела дома, уткнувшись в подушку. Ей было плохо, больно, гадко, но самое неприятное то, что она чувствовала себя отвергнутой, чего в жизни почти не приходилось испытывать. Однажды, еще в школе, она влюбилась в парня. Он был хорош собой и, по всеобщему мнению, «вылитый Юра Шатунов». У Натальи потом на долгие годы сложился эталон мужской красоты. Самец считался красивым, если превосходил лицом сиротку Шатунова.

Школьный красавчик до эталона чуть-чуть не дотягивал, что не помешало Наталье влюбиться по уши. Она долго бегала за ним, томно смотрела на переменах и даже посвящала ему стихи, глупые, по-детски наивные, с простенькими рифмами, подбрасывала записки и молчала в телефонную трубку. Все испытанные на других средства были брошены на штурм этой крепости Исмаила.

Средства были использованы. Крепость устояла.

Она тогда тоже долго плакала, рвала тетрадки со стихами и не понимала, как он мог променять ее на тощую выдру с цыганской шевелюрой, на которой потом и женился. Оправдания, что ему, видите ли, не нравятся блондинки, Наталью не устроили.

Сегодня произошло то же самое. Она была разбита, раздавлена и чувствовала себя грязной, выброшенной на обочину. К прочим огорчениям добавилась шуба, вывалянная в грязи, с надорванным рукавом. Когда женщина выходила из такси и шла домой, прижимая к груди мокрую сумку, соседи чуть ли не из окон вываливались.

Скоты!

Наталья лежала в ванной, шевелила под водой распаренными розовыми ступнями и все думала, думала, как отомстит, заставит корчиться в муках и сожалеть, но в голову лез всякий бред. И только финал видела четко: она выходит из сверкающего лимузина и поднимается по красной ковровой дорожке куда-то высоко, окруженная вспышками фотографов, и в этот момент из ликующей толпы выскакивает Сергей с букетом красных роз и, упав на колени, просит ее руки. А звезда с холодным достоинством выдергивает свою руку, поднимаясь все выше. И только шлейф ее атласного платья ползет следом белой волной…

Эта картина так понравилась, что Наталья даже высунула руку из воды и несколько раз отрепетировала отточенное движение, которым будет отвергать Сергея. Пальцы в мыльной пене выглядели премило. Да, пожалуй, так и поступит, как только представится возможность.

Решение несказанно улучшило настроение. А потом позвонил любовник из категории запасных и предложил провести вместе вечер, после чего она совершенно утешилась.

В холодильнике нашлась кое-какая еда, а вот любимого шампанского не было. Будь это кто-то из солидных мужчин, с которыми она привыкла проводить время, Наталья не стала бы даже волноваться. Но здесь был особый, безнадежный случай. Любовник едва на водку наскребал, так что рассчитывать на элитное шампанское не было смысла.

Она оделась, бросив злой взгляд на грязную шубу: придется волочь в химчистку. Бог знает, сколько там запросят!

В магазине было полно народа. Наталья устала стоять, дожидаясь своей очереди в кассу, и почти прокляла грядущее свидание. Хотелось уже не шампанского, а валяться в постели и смотреть телевизор, что-нибудь романтичное, с Хью Грантом и Джулией Робертс или, на худой конец, Сандрой Баллок, хотя она ей не очень нравилась, есть конфеты и запивать огненным кофе. Хотелось веселого безумия! Поменять аватарку в «Одноклассниках», заказать на ночь лимузин и кататься по ночному городу, размахивая шелковым шарфом, чтобы тот развевался, как у Айседоры Дункан… или Маты Хари? Кто там был женой Есенина?

Кажется, все-таки Мата Хари. И потом она погибла, удушенная собственным шарфиком, намотавшимся на колесо лимузина… Кажется, так…

Или все-таки Айседора? Стоя в вяло продвигавшейся очереди, Наталья хотела быть то Айседорой, то Матой. Предполагаемая трагическая кончина щекотала нервы, заставляя представлять себя в гробу, в белом хитоне, окруженной рыдающими поклонниками, среди которых как пить дать будет и Сергей…

— Девушка, можно быстрее?

Она опомнилась и шагнула вперед. Когда озверевшая от тупости покупателей кассирша пробила покупки, Наталья направилась домой, осторожно ступая по обледеневшему асфальту. Тонкое пальто, которое она накинула прямо на халат, почти не давало тепла. В доме, окруженном голыми, скрюченными деревьями, призывно горели окна мягким теплым светом.

Когда она уже потянула на себя тяжелую входную дверь, откуда-то сбоку метнулась смазанная тень, напугав до полусмерти. Женщина застыла, выронила пакет, успев услышать, как хрустнуло стекло.

Тень наклонилась над ней и странным, каркающим голосом произнесла:

— Надо поговорить.

Алла заглянула в чашку, прислушалась к своему организму и решительно поднялась с места.

— Пойду, пожалуй, — сказала она. — Вызови мне такси.

Кофе было выпито целое море. И хотя врачи решительно запрещали, она никогда их не слушала. Подумаешь, кофе… Чай, по слухам, куда вреднее. Так почему чай можно, а кофе нет?