…And I love it when you fall to me

Suddenly

And I love it when you fall to me

Suddenly…

…Я люблю, когда ты падаешь ко мне

Внезапно. Я люблю, когда ты падаешь ко мне

Внезапно…

ВТ «Suddenly»

Им аплодировали секунд тридцать, провожая за столик, а потом почти сразу забыли, захваченные новыми ритмами. Тяжело дыша, Влад плюхнулся за столик, налил водки и потянулся рюмкой к Ирине.

— Ну, за тебя, старуха. Надо чаще встречаться. Ты, оказывается, можешь быть вполне компанейской, если тебя расчехлить.

— Расчехлить? — она вздернула брови и рассмеялась.

— Ну да. Чего ты вечно в панцире прячешься, как черепаха? «Я не такая, я жду трамвая», — пропел Влад дурным писклявым голосом. — Никто не осудит за то, что тебе тоже хочется веселья, как всем остальным. Видишь, народ под Сердючку колбасится, и плевать им на Шопена и Шуберта. И кто сказал, что это неправильно?

— Да никто, — отмахнулась она. — Давай выпьем, и я отойду на пару минут.

После танца водка уже не показалась такой вкусной, упав в желудок каменной кувалдой. Она поморщилась, спешно заливая дурной вкус апельсиновым соком, а потом, схватив сумочку, пошла искать туалет.

Внутри дамской комнаты, длинной, как кишка, выложенной мерзким зеленым кафелем под малахит, почти никого не было. В кабинке возилась и сопела некая субстанция, немузыкально подвывая модной певице, твердо знающей, что любовь спасет мир. Ирина зашла в соседнюю.

Она долго потом мыла руки, чувствуя, что захмелела, и, хотя ей было хорошо, как не было давно, она убеждала себя, что теперь с танцами надо быть поосторожнее. Если снова полезет на верхотуру, то может не удержать равновесия или Влад ее уронит, и тогда многострадальной спине точно придет каюк. Ирина уставилась в зеркало, потом достала помаду и медленно подвела губы.

— А я вас видела, — сообщила субстанция прямо из кабинки, слегка приоткрыв дверь. — Вы классно танцуете.

— Спасибо, — поблагодарила вежливая Ирина.

— Не, серьезно. Вам бы только еще немного подучиться, и тогда будет полный отвал башки. А то вы немодно танцуете. Знаете, есть такой стиль — тик-тоник называется?

Ирина с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть. Отвал башки, надо же!

— Я запомню, — ответила она и пошла прочь. Не хватало еще с субстанциями беседовать, да где? В сортире! Моветон, матушка, такой моветон…

Она вышла в зал и пошла к столику в расчудесном настроении, намереваясь рассказать Владу и про тик-тоник, и про отвал башки, разогнавшись почти до предела — так ей было весело. Но уже издалека увидела, что Влад за столиком не один. На соседних стульях сидели двое мужчин. От вспышек прожекторов она не могла разглядеть, кто там, и слегка притормозила. Влад увидел ее и подскочил с места.

— Ир, тут знакомые подошли, ты не возражаешь, если они к нам подсядут? Мест совсем нет.

Она близоруко сощурилась и царственно улыбнулась высокому щербатому парню с глуповатым лицом, а потом повернулась ко второму, поднимавшемуся со стула, и невольно застыла, увидев лицо испанского красавчика, виденное всего раз в жизни, в холодном троллейбусе, в весьма неприглядном виде.

— Это Алексей, — сказал Влад, ткнув пальцем в щербатого, — а это Дмитрий.

— Меня можно просто Леха, — ощерился Алексей, а Дмитрий смущенно пробубнил:

— Очень приятно.

— Отвал башки, — произнесла Ирина, но из-за грохота динамиков ее никто не услышал.

Беседа поначалу не клеилась, хоть убей, и она начала томиться, не зная, оставаться или сослаться на что-нибудь спешное и потихоньку смыться. Влад молол какую-то чушь, Леха поддакивал и гоготал. Дима молчал и украдкой ее рассматривал. Их взгляды то и дело скрещивались, словно клинки, после чего оба противника спешно отступали, краснея и рассыпаясь в извинениях. Да еще музыка, громкая, скучная, била из стен, разрушая все попытки направить беседу в спокойное русло.

Бред какой-то! Нет, нет, домой, в спокойную обитель, Сонную Лощину, наполненную собственными монстрами и призраками.

Вблизи, в лучах вспыхивающих и гаснувших прожекторов, Дима казался еще красивее, чем тогда, в троллейбусе. Большие, сочные, как вишни, глаза избавились от того пьяно-сонного выражения, испарилась запомнившаяся небритость, придававшая ему тогда несвежий и неухоженный вид, а волосы, черные, длинные, струились по плечам на зависть любой женщине. Разве мужчине нужны такие волосы? Ему иметь такую гриву даже неприлично, слишком хороша.