— А, да, вот у нас Иванцова, Рената Таировна, она действительно в пенсионных. Вот, четыре триста получают…

Обе оглядели набитую современной техникой кухню и снова переглянулись многозначительно.

— Вы где работаете? — строго спросил участковый. Наталья стиснула зубы.

— Я не работаю.

— А на что живете?

— Родители помогают, — ответила она. Тетки хмыкнули.

— Рената Таировна, — сказала старшая, — я буду осматривать, а вы фиксируйте. Надо еще на предмет жестокого обращения проверить. Наверное, с ребенка и начнем.

Так и не сняв сапог, обе направились в гостиную, отодвинув Наталью с дороги, как неодушевленный предмет.

— Эй! — возмутилась та и ринулась было следом, но участковый придержал за локоть. Она вырвалась и влетела в комнату на вопль дочери.

Бабы бесцеремонно осматривали Аленку, копались в ее спутанных волосах, одна даже оттянула резинку трусиков и с брезгливой гримасой осмотрела содержимое. Аленка повизгивала и вырывалась, тянула руки к матери. Леха почавкал губами и, открыв глаза, осоловело смотрел на происходящее.

— Пишите, Рената Таировна, — скомандовала старшая тетка. — На правом предплечье застарелая гематома. Ссадины на коленях. Педикулеза не наблюдается. Белье несвежее… Как написать, что обкаканное?

— Измазано фекалиями, — предложила вторая.

— Нет, как-то по-другому надо бы… Пишите: белье несвежее, в фекальных массах. В помещении обнаружены бутылки из-под алкогольных напитков, две пепельницы, наполненные окурками сигарет. На момент проверки комната не проветривается. В помещении присутствует сожитель Иванцовой в нетрезвом виде. На полу комиссией обнаружены использованные резиновые изделия номер два.

Она брезгливо поддела сапогом валявшийся, словно сброшенная змеиная кожа, презерватив.

— В качестве рекомендации комиссия считает необходимым проверить несовершеннолетнюю Иванцову на предмет половых связей, а также возможных венерических заболеваний, — продолжила тетка.

— Вы что, с ума сошли? — заорала Наталья.

— Чего происходит? — спросил ошалевший Леха.

— Заткнись, — посоветовала Наталья и повернулась к «комиссии». — Это моя дочь, ясно? И моя квартира. Пошли вон отсюда, я вас не приглашала!

— Как вам это нравится, Фаина Леопольдовна?..

— Мне это совсем не нравится. Товарищ участковый, займитесь мамашей… Рената Таировна, пойдемте проверим кухню на наличие детского питания и будем закругляться.

Наталья рванула было следом, но Аленка вцепилась в ее ногу и завизжала. Схватив дочку на руки, мать почувствовала влажную, пропитанную дерьмом ткань, но на пол ребенка не спустила, потащила в ванную отмывать и переодевать. Леха беспомощно хлопал ресницами, натягивая одеяло до подбородка, столь явно деморализованный представителем власти, что было противно и ясно: помощи от него ни на грош. Тетки громыхали кастрюлями, обсуждая вслух, что есть, а чего на кухне нет, и наконец, основательно разгромив квартиру, потянулись к выходу.

— Имейте в виду, Иванцова, — сказала старшая. — Ваше дело взято органами опеки на учет. Если все продолжится в подобном духе, мы будем вынуждены изъять ребенка и передать его в специальное учреждение.

— Куда-куда? — взвилась Наталья. — В учреждение? Это что же, в детдом? При живой матери?

— Вот именно, — последовал невозмутимый ответ. — А вас будем лишать родительских прав. Протокольчик подпишите.

— И не подумаю!

— Рената Таировна, фиксируйте: от подписи отказалась. Ну все, мы предупредили. Вы теперь у нас на контроле.

Тетки вышли, следом просочился участковый, бахнув дверью на прощание.

— Да чтоб вы сдохли, — злобно прошипела Наталья. Аленка жалась к ней, но та в сердцах отвесила ей затрещину, от чего девочка взвыла, села на попу и принялась верещать, вытирая слезы ручонками.

— Ты еще тут орать будешь! — взвизгнула мать, схватила дочь на руки и потащила в спальню. Сунув ее в кроватку, она передернула враз озябшими плечами и нетвердыми шагами направилась на кухню, поставила на плиту чайник и вдруг схватилась за горло, мучаясь внезапными спазмами. Разгромленные шкафчики с распахнутыми дверцами показались ей отвратительными. Она бросила лязгнувший чайник прямо в раковину, выбежала на лоджию, схватила сигареты, оставленные со вчера, и трясущимися руками стала чиркать кресалом зажигалки, бурча под нос неразборчивые проклятия.

Леха в своих грязных трениках ввалился следом, отобрал зажигалку и дал ей прикурить. Наталья лихорадочно затянулась, выдохнула дым и, открыв окно лоджии, высунулась наружу, наблюдая за удалявшимися гостями ненавидящим взглядом.

— Что это было? — тихо спросил Леха.

Она пожала плечами:

— Понятия не имею.

Ирина проснулась до звонка будильника и некоторое время лежала, подсунув под щеку руку. Потом перевернулась на спину, прислушавшись к привычным проволочкам застарелой боли, скручивающей позвоночник. Пронесет — не пронесет?