Шрифт:
Тем временем — в 06.12 — пост на Лукулле уточнил, что обнаруженное им судно имеет орудийные башни и сопровождается двумя миноносцами. Через три минуты начальник партии траления, успевший дойти до траверза Херсонесского монастыря, доложил об обнаружении «Гебена» в 35 кабельтовых от себя и, не дожидаясь указаний, поспешил повернуть в Севастополь. Когда тральщики поравнялись с «Георгием Победоносцем», старший лейтенант В.Г. Энгельман был запрошен о причине возвращения на внутренний рейд (по-видимому, его радио об обнаружении неприятеля разобрать не успели). Приказ командующего флотом о переводе крепостных минных заграждений в опасное положение и радио по флоту «Заграждение введено» последовали в 06.23, однако к началу бомбардировки Севастополя «Гебеном» это распоряжение выполнено не было.
Первой — в 06.28 — по показавшемуся из полосы тумана неприятельскому дредноуту открыла огонь артиллерия Севастопольской крепости, точнее, все батареи Северного отдела береговой обороны, за исключением мортирных, и одна 11-дюймовая батарея Южного фронта (№ 12). Восемь береговых батарей — всего 44 орудия калибром от 152 до 280 мм — взяли неприятельский корабль под обстрел с дистанции 45-50 кабельтовых. «Гебен» отвечал через две минуты после первого выстрела крепостных батарей и вел огонь пятиорудийными залпами артиллерии главного калибра, чередуя их с залпами 150-миллиметровых орудий.
Первый залп «Гебена» лег большим недолетом перед расположенной на Северной стороне батареей № 4 (четыре 152-миллиметровые пушки Канэ, построена в 1905 году{192}), второй — у береговой черты, третий — перелетом (за батареей), четвертый — еще большим перелетом{193}. Затем старший артиллерист «Гебена» увеличил прицел до 65 кабельтовых, взяв под обстрел сооружения базы и внутренний (Большой) рейд, где стоял флот.
Неприятель не добился попаданий в корабли, хотя несколько снарядов упали в непосредственной от них близости. Один из залпов накрыл линкор «Пантелеймон», на который обрушились столбы воды от близких разрывов; снаряды другого залпа упали среди судов партии траления, еще не ошвартовавшихся у Инженерной пристани, — но и там, к счастью, отделались «холодной ванной и неприятными ощущениями»{194}.
Особенно тяжелые последствия могли иметь попадания в минные заградители, стоявшие на бочках против Килен-бухты сомкнутой колонной, параллельной колонне линейной дивизии. Несколькими часами ранее начальник отряда контр-адмирал Н.Г. Львов получил приказ командующего флотом приготовиться к постановке большого минного заграждения перед Севастополем, теперь же несколько сот мин [37] пришлось весьма спешно разоружить.
Два снаряда «Гебена» упали перед носом «Великой княгини Ксении», обрушив на бак заградителя громадную массу воды. Командир корабля лейтенант М.М. Четверухин тотчас распорядился отставить приготовление мин и объявил пожарную тревогу. На стоявшем рядом «Пантелеймоне» услышали сигнал и семафором запросили о причине, командир «Ксении» приказал ответить, что тревогу «пробили из предосторожности» {195} .
37
«Великий князь Константин» брал на борт 200 мин, «Великая княгиня Ксения» — 160, «Цесаревич Георгий» — 280. (Моисеев С.П. Список кораблей русского парового и броненосного флота (с 1861 по 1917 г.). М.: Воениздат, 1948. С. 455.)
С борта флагманского корабля контр-адмирала Н.Г. Львова наблюдал бомбардировку Севастополя и В.В. Безуар, который утром 16 (29) октября дежурил по штабу отряда заградителей:
«Новый залп лег как раз между бочками отсутствовавшего «Прута», осколки загудели через наши заградители, на одном были перебиты провода сигнальных огней и пробит мостик. На соседнем заградителе какая-то фигура в страхе нырнула с полубака в воду и кричит из воды «ратуйте». А с полубака пальцем грозит офицер и отвечает: «тони, с…, спасать не буду». И снова из воды — «ратуйте». Тузик подбирает из воды злосчастного коммерческого матроса [38] , а тем временем минутное веселое настроение сменяется ожиданием нового залпа. Влепит в нас или перелет? Загудело над головами, и на угольных складах по соседству полетели на воздух тучи угля и земли…» {196} .
38
Перечисленные в примечании 8 корабли и заградитель «Великий князь Алексей», переоборудованные из привлеченных по военно-судовой повинности пароходов РОПиТ в августе 1914 г., остались со своими прежними гражданскими командами. На эти корабли были назначены только командиры из числа офицеров Минной школы и по нескольку десятков призванных из запаса нижних чинов — минеров, рулевых и сигнальщиков.
Не менее живописное описание этой «странной, необычной картины» оставил Н.А. Монастырев — он был застигнут обстрелом на заградителе «Великий князь Алексей», накануне поставленном в сухой док:
«Группы портовых рабочих, шедших на работу, испуганно и недоумевающе метались по набережной, женщины истерически взвизгивали и с ужасом в глазах бежали в разные стороны. Со стороны Северного рейда доносились взрывы снарядов и потом залпы орудий. Сначала я подумал, что стреляет эскадра, но потом по дальности и характеру стрельбы догадался, что стреляют крепостные батареи. Не успел я отойти несколько от дока, как в нескольких шагах от меня и совсем близко от дока хлопнулся снаряд, который разбросал камни и землю далеко вокруг. Над моей головой со свистом пронесся осколок и ударился о батопорт дока. Я подождал несколько мгновений и потом подбежал к упавшему снаряду — это оказался огромный осколок, при виде которого я сразу понял, что это стреляет «Гебен». Я поднял его, еще горячий и с трудом понес на корабль и торжественно положил его на стол в кают-компании: «Вот вам «гебенский» подарок, господа, принимайте и распишитесь…». Наш капитан и его помощники, дотоле не видавшие осколков большого снаряда, к тому же полученного столь неожиданно, больше чем с недоверием и издали его рассматривали, а лакей Иван, парень, видимо, не из храброго десятка, бледный, с трясущейся челюстью от страха, испуганно временами высовывал голову далеко из-за двери, не решаясь войти в кают-компанию. «Иван, черт возьми, давайте же кофе. Давно пора», — сказал я ему. «Ваше высокородие, ради Бога, уберите его», — произнес он умоляюще. — «А вдруг взорвется…». И, несмотря на этот довольно трагический момент, я не мог не расхохотаться при виде его физиономии с трясущейся челюстью и испугано мигающими глазами. Но, видя, что осколок спокойно лежит на столе и не думает взрываться, он успокоился и стал сервировать стол для утреннего кофе. В этот момент стрельба прекратилась»{197}.
Через семь минут после начала бомбардировки адмирал А.А. Эбергард со своим походным штабом на катере перешел с «Георгия Победоносца» на линкор «Евстафий». Стремясь обезопасить заградители, командующий флотом в 06.55, то есть уже после прекращения обстрела, семафором приказал контр-адмиралу Н.Г. Львову перевести свои корабли вглубь бухты, к Инкерману, что и было исполнено к половине восьмого.
Вот как описывает современник реакцию горожан на первое с 1878 г. появление неприятельского флота перед бастионами Севастополя:
«Внезапно… раздались орудийные выстрелы, задрожали стекла в окнах. Жители проснулись, никто не предполагал прибытия неприятеля, все в городе думали, что происходит просто-напросто учебная стрельба. Но вот выстрелы стали учащаться, удары из тяжелых орудий делались все сильнее и сильнее. Население в беспокойстве бросилось к набережной, думая там узнать разгадку внезапных орудийных залпов. Все спрашивали друг друга: «Что такое?». Никто ничего не знал. Кто-то сказал: «Кто его знает. Турок пришел». Мощная канонада, то стихая, то учащаясь, продолжалась. В море ничего не было видно. Сумрачное утро и густой туман повисли над бухтой, и только огни и звезды орудийных выстрелов на мгновение разрезали непроглядную тьму»{198}.