Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
вернуться

Набоков Владимир Владимирович
Шрифт:

Выходит, что нет никакого способа перевести «махнул рукою» с помощью глагола и слова «рука» или «рукой» так, чтобы передать и сам свободный взмах и тот отказ, который при этом подразумевается. Из моих предшественников только мисс Рэдин уловила, по крайней мере, существо проблемы.

8Своим приездом.Как это обычно в русском языке, подчеркивается непеший способ прибытия.

10На встречу.Фр. «`a la rencontre».

12Подобна ветреной надежде.Ср.: глава Первая, XXV, 12, «Подобный ветреной Венере», и свойства «надежды» в главе Пятой, VII, 6–14.

XIV

«Зачмъ вечоръ такъ рано скрылись? Былъ первый Олинькинъ вопросъ. Вс чувства въ Ленскомъ помутились,   4  И, молча, онъ повсилъ носъ. Исчезла ревность и досада Предъ этой ясностію взгляда, Предъ этой нжной простотой,   8  Предъ этой рзвою душой!... Онъ смотритъ въ сладкомъ умилень; Онъ видитъ: онъ еще любимъ! Ужъ онъ, раскаяньемъ томимъ, 12  Готовъ просить у ней прощенье, Трепещетъ, не находитъ словъ: Онъ счастливъ, онъ почти здоровъ...

9Он смотрит в сладком умиленье.«Il regarde avec un doux attendrissement». См. коммент. к главе Седьмой, II,5.

XV–XVI

Эти две строфы (и XXXVIII) известны только по их публикации Я. Гротом в книге «Пушкин и его лицейские товарищи и наставники» (С.-Петербург, 1887), с. 211–13 (см.: Томашевский, Акад. 1937) с копии (в настоящее время утраченной), выполненной князем В. Одоевским.

XV

Да, да, ведь ревности припадка — Болезнь, так точно, как чума, Как черный сплин, как лихорадка,  4 Как повреждение ума. Она горячкой пламенеет, Она свой жар, свой бред имеет, Сны злые, призраки свои.  8 Помилуй Бог, друзья мои! Мучительней нет в мире казни Ее терзаний роковых. Поверьте мне: кто вынес их, 12 Тот уж конечно без боязни Взойдет на пламенный костер, Иль шею склонит под топор.

3черный сплин.См. коммент. к главе Первой, XXXVII, 6–10 и XXXVIII, 3–4.

XVI

Я не хочу пустой укорой Могилы возмущать покой; Тебя уж нет, о ты, которой  4 Я в бурях жизни молодой Обязан опытом ужасным И рая мигом сладострастным, Как учат слабое дитя,  8 Ты душу нежную, мутя, Учила горести глубокой. Ты негой волновала кровь, Ты воспаляла в ней любовь 12 И пламя ревности жестокой; Но он прошел, сей тяжкий день: Почий, мучительная тень!

XVII

И вновь задумчивый, унылый Предъ милой Ольгою своей, Владиміръ не иметъ силы   4  Вчерашній день напомнить ей; Онъ мыслитъ: «буду ей спаситель. Не потерплю, чтобъ развратитель Огнемъ и вздоховъ и похвалъ   8  Младое сердце искушалъ; Чтобъ червь презрнный, ядовитый Точилъ лилеи стебелекъ; Чтобы двухутренній цвтокъ 12  Увялъ еще полураскрытый.» Все это значило, друзья: Съ пріятелемъ стрляюсь я.

XVIII

Когда бъ онъ зналъ, какая рана Моей Татьяны сердце жгла! Когда бы вдала Татьяна,   4  Когда бы знать она могла, Что завтра Ленскій и Евгеній Заспорятъ о могильной сни: Ахъ, можетъ быть, ея любовь   8  Друзей соединила бъ вновь! Но этой страсти и случайно Еще никто не открывалъ. Онгинъ обо всемъ молчалъ; 12  Татьяна изнывала тайно; Одна бы няня знать могла, Да недогадлива была.

1–2 В 1819 г. Марселина Деборд-Вальмор (см. коммент. к главе Третьей, между XXXI и XXXII, Письмо Татьяны, строки 35–46) опубликовала романс, начинаюшийся со слов «S'il avait su quelle ^ame il a bless'ee…» <«Если бы он знал, какую душу ранил..»>.

7–8ее любовь / Друзей соединила б вновь.Она вспомнила бы, кроме того, что героиня Руссо Юлия д'Этанж (чей отец, мрачный Барон, убил друга в поле — и это воспоминание всегда преследовало его) в первой части романа сумела предотвратить поединок между своим возлюбленным и его лучшим другом.