Сберегите цветы полевые
вернуться

Маляков Лев Иванович
Шрифт:
То-то сладко нам пилось-елось, Словно в сказке — Все мимо рта. Знать, полей и покосов милость Мне запомнилась неспроста.

«Смалу в деревне я рос непутевым…»

Смалу в деревне я рос непутевым — Мне бы мечтать да играть. С братом ходили в подлесок сосновый Хворост к зиме собирать. В глушь забреду — От сосенок мохнатых Глаз не могу отвести, Хлебом с ладони кормил я сохатых. Бабочек нянчил в горсти. — Много ль с такого работника толку! — Брат мне взашей поддавал. — Зубы, бездельник, положишь на полку| С песен какой капитал?! Братья корили, наверно, напрасно И наставляли, как жить. Мне и поныне мечтается красно — Песню сложить.

«Тишина на отцовском подворье…»

Тишина на отцовском подворье — Даже оторопь душу берет, Поразлилось крапивное море, Затопило с весны огород. У дверей лопушатся бурьяны, На окошках из досок кресты. И не только в луга и поляны Пробрались, словно тати, кусты, Незаметно опутали сердце, Словно плети, секут по глазам. Никуда от ответа не деться: И судья, и ответчик — я сам. Не с того ль тяжелеют туманы, Тишина загустела водой? На гумне воронье, как смутьяны, Все грозятся картаво бедой. Не кого-то, себя виноватю, Что стою на подворье пустом… Поглядел бы на полюшко батя… Даже страшно подумать о том. На березах — зари угасанье, Догорает озерная гладь… Нам достанет любви и желанья Все понять и душою принять.

УТВЕРЖДЕНИЕ

Целый месяц донимали деда — Сам директор прикатил в страду. Но одним кончалася беседа: — Хоть убейте, хутор не сведу! И не свел. Красуются зароды Словно крепость посреди лужка. Ходит старый, будто воевода, Утверждая мудрость мужика. Да не разговором, Крепким п отом: За неделю — и рубаха с плеч. Мудрость-то крестьянская — работа, Да такая — что ни сесть, ни лечь. Деду в радость — сытая скотина, Над цветущим колосом — заря, И скирда пшеницы у овина. С плеч рубаха сыпалась не зря. Детям, внукам — на века раздолья И, конечно, всяческих забот. Главное, чтоб не скудело поле. По зиме старик, готовит колья, Чтобы летом обновить зарод. Тракторист — насмешник белозубый — К деду завернет на перекур. — Я теперь к тебе заместо клуба, — Скалится совхозной балагур. И, хватив, как смерти, самосада, Заведет душевный разговор: — Деревеньки трогать бы не надо — Для земли-то вон какой разор! Дед обронит скупо: — Судишь верно. Прут кусты в пожн я, как лешаки. — И слова мужицкие, как зерна, На сердце — с заботливой руки. И не перекур — политбеседа, Разговор на совесть — не за страх. Не соврем себе, покуда деды Здравствуют в российских хуторах.

ЗАВЕЩАННОЕ

Укатилось, расплавилось солнышко — На стерне золотится стезя. На упавшее во поле зернышко Не откликнуться сердцу нельзя. Земно кланяться найдену колосу — Как заблудшую душу спасать. Я прислушаюсь к доброму голосу, Что во поле оставила мать. И постигну давно позабытое, Обретенное в самом простом. Помолчу на меже под ракитою И замру, как над белым листом. Уступая желанной усталости, Буду слушать, как песню, хлеба. Не утрачу завещанной малости — Да восполнится полем судьба! Это зерна мои неприметные Излучают малинову звень. И рождаются думы ответные И заботы на завтрашний день.

«До войны задолго было…»

До войны задолго было, Да быльем не поросло: Воду мы с отцом возили На покосы за село. На возу — полны бочонки, Ублаженье для косцов. Серый ёкал селезенкой По дороге меж овсов. Вдруг «фордзон» пыхтит навстречу — Взвился Серый на дыбы. Я — с телеги — Больше нечем Заслониться от судьбы. Велики глаза у страха — До сих пор себя казню. А отец сорвал рубаху — И на голову коню. Тот «фордзон» прогрохал лихо, Скрылся в дымке давних лет… Нынче чуткая лосиха Выйдет к трактору на свет. Да и сам я на колесах — На отменных «Жигулях». Но спешу не к сенокосу, По дороге той пыля. Заглядев вдали возницу, «Жигули» приторможу. И коня, как чудо-птицу, Долгим взглядом провожу. Но как будто бы досада Шевельнется вдруг во мне: Нет, дорогу мерить надо, Чтобы в ней была отрада, Иль пешком, Иль на коне.

В ЗАЩИТУ КОНЕЙ

Везут машинами коней, Как будто прошлое державы… И думы — на дыбы по праву — Все о России, все о ней. Куда везут, любому ясно, — Каурых, рыжих, вороных… Заката хмарь лилово-красной Попоной кинута на них. Горит закат… А думы круто — В века, как будто в облака. Иные видятся маршруты И битюга, и рысака. Мужик не то чтобы берег — На справного коня молился. Конем и в сказках он дивился — Товарищем любых дорог. Дошли заботы до меня, Вручив крестьянское наследство. И вот — пишу, Иного средства Не знаю, как сберечь коня.

БРАТУ

Мне житье братана нравится — Стал он крепким мужиком. У него жена — красавица, Словно терем, новый дом. По плечу братану разное: И пахать, и убирать, Он работает, как празднует, И жена ему под стать. Сколько лет из русских кряжевых Сортовые нянчил льны! Не жалея сил, выхаживал Гордость псковской стороны. Расцветая, в пояс клонится Бирюзовая волна. И течет, ликует звонница Удивительного льна.

«Голубая июньская чаша…»

Голубая июньская чаша Опрокинулась гулко в луга… День ото дня становится слаще На болоте густая куга. За болотом не то чтоб стеною, Но отрадно вздымается рожь, Подымается правдой земною, Что в душе испокон бережешь. Запечатана в малой крупице Стародавняя страсть мужика: Щедротою к скотине и птице Никогда не скудела б рука! На ржаном чтоб детишки на славу Расцветали, как в поле цветы; Чтоб осталось для бражной забавы И для прочей мирской красоты. В наливном вековечная сила И машин, и радивых сердец, И всего, что Земля сотворила И оставила нам как венец.