Таков был Карл. Он никогда не красил бороды, что приписывали ему «Песнь о Роланде» и традиционная иконография. Профиль Карла на монетах, отчеканенных в его честь после 804 года, показывает только, что между носом его, и в самом деле длинноватым, и массивным подбородком были пышные падающие усы. Эти черты, похоже, подтверждают его сходство, иногда оспариваемое, с известной статуей, отлитой в бронзе в начале IX века для собора в Меце, где суверен представлен в виде всадника с диадемой на голове и в накидке, удерживаемой на плече пряжкой, которую Эйнгард отнес к праздничным атрибутам.

Биограф рассказывает нам также, что Карл увлекался «верховой ездой, охотой, плаванием и достиг в этом таких успехов, что ему не было равных», особенно когда он приглашал «своих сыновей, сановников, друзей и охранников» померяться с ним силами в бассейне Ахена. У Карла было чрезвычайно развито чувство семейственности. Чувство привязанности к собственной семье, как сказали бы в наше время, а фактически ко многим семьям, где жены первого ряда, жены второго ряда, свободные женщины, сожительницы следовали одна за другой в ри гме разрывов и кончин, а иногда и сосуществования. Только Хельдегарда дала ему королевских сыновей, о которых здесь уже говорилось: Карла, Карломана-Пипина, Луи; но было и много других, и некоторые из них сыграли огромную роль в истории его правления. Первый Пипин, например, прозванный Пипином Горбатым, взбунтовался, узнав, что он отстранен от наследования; или Дрогон, которого Карл впоследствии произвел в епископы Меца. Что же касается многочисленных дочерей Карла, его ревнивая любовь к ним заставила перевести много чернил: он предпочел терпеть сожительство Бертрады с Ангильбером, одним из своих сподвижников, нежели разрешить их законный брак, опасаясь, вероятно; что это отдалит ее от двора.

Окружение Карла было организовано как настоящий двор, все лучше и лучше устроенный, хотя, прежде чем осесть в Ахейе, он по-прежнему следовал за королем из резиденции в резиденцию. Как и у его предшественников, в окружении Карла были дворцовые офицеры, носившие титулы, унаследованные еще от меровингской традиции; церковники во главе с капелланом (часто выдвигаемым затем на епископство, как произошло с Ангильрамом из Меца и Гильдебольдом из Кёльна) и канцелярией, состоявшей сплошь из духовенства. Новизна же сказалась в том, что Карл, человек, недостаточно «отесанный» в детстве, повзрослев, принялся за изучение латыни и «либеральных искусств», «пытался писать», но более всего любил, чтобы ему читали вслух, например, во время еды, античные рассказы или «О граде Божием» Блаженного Августина. Он решил создать при себе совет из людей образованных, набираемых не из франков, а предпочтительно из-за границы, из основных очагов культуры того времени, а в 794 году сформировал из них настоящую дворцовую «Академию». Среди них рядом с такими местными деятелями, как Ангильбер или молодой Эйнгард, были итальянцы, последние носители античной культуры: грамматисты, поэты и историки Петр Пизанский, Павел Варнефрид Диакон и Павлин Аквилейский, беженцы из вестготской Испании Теодульф и Агобард, о котором уже шла речь; островитяне, сторонники обновления христианской культуры, называвшие Ирландию «зимней ссылкой» Дунгал или Дикуйл; уроженец Нортумберленда Алкуин, руководитель соборной школы в Йорке, грамматист, диалектик, ритор, агиограф, поэт, сочинитель, теолог. Карлу удалось переманить его окончательно в 786 году, сделав своим наставником, руководителем дворцовой школы, а самое главное — вдохновителем политики, направленной на превращение христианского общества на земле в преддверие града небесного. Эта программа нашла свое материальное и символическое воплощение в строительстве дворца в Ахене.

В первые годы своего правления Карл, как и его отец, предпочитал размещать свои резиденции чаще всего в сельских (Эрсталь, Аттиньи, Кьерзи, Вербери, Компьень, Тионвиль), но иногда и в городских (Кёльн, Вормс) районах Северной и Северо-Восточной Галлии. Однако ему, как и Пипину III, случалось бывать на привилегированном термальном курорте кельтов и римлян, чудодейственные свойства которого связывали с влиянием бога Гранна. Располагалось это местечко между Мёзом и Рейном, то есть как раз там, где было заложено богатство Пипинидов. В 769, 777, 788–789 годах в этих местах пребывал двор, увлеченный туда королем, который был без ума от полных дичи окрестных лесов, минеральных вод и бань. В 794 году там началось строительство огромного дворцового комплекса, законченного в основном в 798 году, и церкви, освященной в 805 году. Архитектор Эд из Меца вдохновлялся трудами Витрувия, а более всего опирался на обстоятельные советы членов Академии, особенно эксперта по геометрии Теодульфа, знатока итальянской, а через нее и византийской архитектуры Павла Варнефрида, а также великого путешественника Алкуина, универсальная эрудиция которого позволяла ему замышлять самые сложные программы.

Поблизости от термальных бань и королевской «виллы», которую использовал уже Пипин III, Карл построил дворцовый ансамбль, имевший действительно совершенные пропорции, строго ориентированный по странам света, в который были вписаны здания для жилья, хозяйства, управления, культурной жизни, отправления правосудия, проведения культовых мероприятий и королевского представительства. Главные строения — дворцовый зал на севере и церковь (капелла) на юге, соединенные галереей длиной в 120 метров, имевшей с обеих сторон монументальные крытые паперти, увенчанные, как и в византийском императорском дворце, залом правосудия. Дворцовый зал, или зал королевского представительства, называемый также церемониальным залом, где принимались, в частности, особо почетные гости, по своим функциям, размерам и очертаниям напоминал огромные императорские базилики поздней империи, в особенности базилику в расположенном поблизости Трире. Что касается капеллы, само это слово связано со знаменитой реликвией, унаследованной от меровингских королей и давшей впоследствии имя всему городку, а потом превратившейся в синоним множества культовых заведений. Капелла была единственным элементом дворца, существовавшим изначально и встроенным в массив собора. Внутренний дворик и притвор, образцом для которых послужил, возможно, собор Святого Петра в Риме, должны были символизировать, по замыслу строителей, Иерусалимские ворота. Они открывали доступ внутрь церкви, представлявшей собой правильный восьмиугольник, окаймленный двумя этажами колонн, доставленных из Равенны и достигавших купола, украшенного мозаикой с изображением Христа на престоле; вдоль стен шла невысокая шестидесятиугольная галерея, над которой располагался трон, освещаемый утром лучами солнца, на этом тропе во время богослужений восседал король, как бы подчеркивая свою роль посредника между миром Всевышнего и бренным миром людей.

Второй Рим, а значит, и вторую Византию, земной образ небесного Иерусалима — вот во что хотели превратить Карл Великий и его советники это святилище и этот дворец, построенные в самом центре франкских земель, в глубине глухого австразийского леса. И нет ничего удивительного в том, что с 794 года король приезжал сюда все чаще и жил здесь все дольше. Превратившись сначала в зимнюю резиденцию Карла, Ахен постепенно стал постоянной резиденцией, а с 807 года настоящей столицей империи. Именно здесь с конца VIII века заседали самые крупные ассамблеи, принимались самые важные решения. И именно здесь была разработана, по крайней мере франкской стороной, идея христианской империи и предусмотрена возможность ее воссоздания.

Следует сказать, что влияние Карла в последние годы VIII века необычайно возросло. Он не только имел все основания представить себя в капитулярии «Libri carolini» 791–792 годов, когда началось его соперничество с имперской властью в качестве короля франков, правящего Галлией, Германией, Италией и прилегающими районами, но и распространил свое влияние за их пределы. Уже несколько лет он поддерживал отношения с Оффой, королем Мерсии, игравшей главную роль среди островных королевств, заключивших незадолго до смерти Оффы в 796 году торговые соглашения, которые считаются «первым торговым договором в английской истории» [69] . Карл установил связи с христианским государством Астурией, без которой было немыслимо начало реконкисты, а также с патриархом Иерусалима, который, отбросив всякие формы вежливости в отношениях с Византией, хотел сделать Карла признанным покровителем святых мест и прислал ему в 800 году ключи от Гроба Господня.

Таким образом, моральное и политическое влияние короля франков вышло далеко за пределы покоренных им государств: оно распространилось на весь запад и начало проявляться на востоке, в заповедной области императора. Ученое окружение Карла прекрасно понимало, что такая широкая политическая база, усиленная священным, почти священническим характером Франкского королевства, что связано с фактом помазания с 751 года его королей, ставила Карла над другими королями. Использовав в своих целях византийский прием, Алкуин взял даже привычку с 795 года называть Карла Давидом, уточняя, что «под этим именем, вдохновляемый теми же добродетелями и верой, правит сегодня наш руководитель и пастырь, король, под управлением которого христианский народ живет в мире и внушает страх языческим племенам, вождь, набожность которого постоянно укрепляет своей евангельской твердостью католическую веру в борьбе против носителей ереси». Стоит ли удивляться, что концепция христианской империи, то есть политического объединения христиан, главной задачей которого стала бы защита церкви, получила быстрое развитие (это видно из писем Алкуина, написанных в 798–800 годах) и нашла свое воплощение в плане строительства дворца в Ахене с претензией на роль нового Рима.