Шрифт:
– Ты… Ты это сделала…
Ирина попятилась, с изумлением глядя на тьютора.
– Что? – переспросила хрипло. – Что вы сказали?
– ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА. ТЫ!
По коже Ирины пробежал мороз, на глазах выступили слезы.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – дрогнувшим голосом пробормотала она. – Что я сделала?
– ВСЕ ЭТО ИЗ-ЗА ТЕБЯ!
– Господи… я правда не знаю, о чем вы. Я ни в чем не виновата.
Тимур Маратович стал поворачиваться, тихонько бормоча. Ирина невольно вслушалась в его гипнотическое бормотание, как кролик вслушивается в шипение змеи:
– Микроб псевдомонас живет в дыхательных путях пациентов… Я ВЫПОТРОШУ ТЕБЯ!.. Оттуда он переселяется на внутреннюю поверхность трубок дыхательного аппарата и там… ВЫПОТРОШУ, КАК КУРИЦУ!.. Из-за псевдомонаса в реанимационных отделениях стоит неистребимый сладковато-гнилостный запах…
Ирина стала медленно отступать к стене, в отчаянии думая:
«Это сон. Опять сон. Нужно проснуться!»
Она сжала кулаки, разомкнула губы и приказала себе севшим от ужаса голосом:
– Просыпайся! Давай же, просыпайся! Ну!
11
– Ирина Михайловна, что с вами?
Она открыла глаза и испуганно уставилась на тьютора.
– Да что с вами? – тревожно спросил тот.
Ирина судорожно сглотнула слюну.
– Я что, уснула? – хрипло спросила она.
– Да, вы спали. И стонали во сне.
– Что с тобой? – услышала Ирина голос Максима и вслед за тем увидела его встревоженное лицо.
– Сон плохой приснился. – Она огляделась и увидела, что за окнами бледный свет. – Уже утро?
– Да, – ответил Максим. Он протянул руку: – Помочь тебе встать?
– Спасибо.
Пальцы у Максима были прохладные. Ирина почувствовала, что в холле царит лютый холод, и передернула плечами.
– Холодно здесь, – сказала она, поднимаясь на ноги.
– Камин потух, – уныло отозвался тьютор.
Вице-мэр и профессор Мезенцев уже были на ногах. Оба стояли у окна и смотрели на лес. Тимур Маратович подошел к ним и тоже стал смотреть на лес.
– Умыться бы, – тихо сказала Ирина.
– За барной стойкой есть кран. – Максим взглянул на ее припухшее со сна лицо и улыбнулся: – Ты прелестна.
– Скажешь тоже, – насмешливо отмахнулась Ирина.
Повернулась к стойке и вдруг замерла, наткнувшись взглядом на укрытый шторой труп. Он лежал в том же положении, что и вчера вечером, – ногами к окну и головой к креслу. Кровь на шторе засохла и потемнела.
Ирина отвернулась.
– Прости, что тебе приходится на это смотреть, – тихонько сказал Максим.
Она качнула головой:
– Тебе не за что извиняться.
Чуть повернувшись, Ирина посмотрела на Максима и подумала о том, как же дорог ей стал этот парень за какие-то сутки. Он наклонил голову и осторожно коснулся ее чуть приоткрытых губ своими губами. На мгновение Ирина расслабилась, словно все ее тревоги, боль, отчаяние Максим забрал себе.
– Я люблю тебя, – прошептала она одними губами, словно хотела попробовать фразу на вкус.
Интересно, произносила она ее когда-нибудь раньше?
– Что? – не расслышал Максим.
Ирина улыбнулась, поцеловала его в щеку и направилась к бару. Лишь сполоснув лицо холодной водой, она окончательно пришла в себя.
– Во сколько точно должен прийти автобус? – спросил толстяк вице-мэр нервным голосом.
Тимур Маратович взглянул на часы и ответил:
– Уже должен. Впрочем… может быть, мои часы сломались. Сколько на ваших?
– Восемь часов десять минут, – ответил толстяк.
– Все верно, – откликнулся тьютор. – Автобус должен был прийти в восемь. Вероятно, задерживается. Подождем еще немного.
И ожидание продолжилось. Минуты тянулись томительно. Спустя час вице-мэр подступил к тьютору и грозно спросил:
– Вы ничего не перепутали? – Щека у толстяка нервно подергивалась. – Может, автобус должен приехать за нами в восемь часов вечера?
Тьютор покачал головой:
– Нет. Я не перепутал.
– А они не могли забыть про нас?
– Забыть? Нет, не думаю.
– Но ведь автобуса нет. Где автобус?
– Возможно, в пути случилась какая-то поломка, – неуверенно проговорил тьютор. – Думаю, нужно еще немного подождать. Тем более что ничего другого мы сделать не можем.
В течение следующего часа Тимур Маратович стоял у окна и рассеянно смотрел на дорогу. Вице-мэр нервно расхаживал по холлу. Профессор Мезенцев сидел в кресле и пил холодный чай из стеклянного стакана.
Наконец терпение изменило вице-мэру. Остановившись рядом с тьютором, он прищурил глаза и проговорил странным, нервным голосом: