Едва кивнув, Модест ссыпал алмазы обратно в пластиковый пакет и взял следующий. Столь же аккуратно высыпал содержимое в небольшую вазочку, стоявшую здесь же на столе, и принялся аккуратно переворачивать алмазы пинцетом, рассматривая со всех сторон. Затем, вытащив из кармана лупу с десятикратным увеличением, стал разглядывать гладкие прозрачные грани.

Наконец Завадский поднял слегка повлажневшие глаза:

— Камни хорошие, прозрачные, но… очень многие с включениями примесей. А у этого, — поднял он алмаз величиной с каштан, — коричневое потемнение на большой стороне.

Степан Шабанов едва удержался от едкой усмешки. Несмотря на многомиллионное состояние, считать деньги Модест умел как никто другой. Его замечания — самый обычный прием сбить первоначальную цену: ведь не горсть орехов покупаешь! А в камнях он разбирался — не случайно же владел целой сетью ювелирных магазинов.

Что ж, в таком случае ему придется очень потрудиться.

— Могу тебе возразить, Модест… — Степан взял алмаз. — Алмаз очень крупный, такие экземпляры встречаются не часто. А чтобы с такой прозрачностью — так это и вовсе один на сто тысяч камешков. Алмаз из разряда уникальных! А включения микроскопические, их совершенно не будет заметно, если сделать из него кабошон или вставить в ожерелье. — Терять свою выгоду Шабанов не собирался, уж слишком дорого достались эти несколько горсточек алмазов. — А потом — его можно просто разрезать на несколько частей и огранить каждый кусочек. И за каждый из них можно выручить весьма хорошие деньги. Если хочешь оставить его таким, как есть, — так это твое дело. Компьютерная программа тебе сама подскажет наиболее выигрышную огранку.

— Оно, конечно, все так, но эта работа подразумевает дополнительные расходы, — серьезно ответил Модест и вновь углубился в изучение алмазов.

Время тянулось медленно, и Шабанову, маявшемуся от безделья, приходилось смолить одну сигарету за другой. Организм был отравлен, самое время, чтобы лечь под капельницу и очиститься.

Его размышления порой прерывал звуковой сигнал даймот-селектора, извещавший о том, что подтвержден очередной алмаз, а на тестере, напоминавшем обыкновенную ручку, вспыхивало порой до двенадцати индикаторов сразу, свидетельствующих о высшем качестве камня.

Последним проверку проходил крупный алмаз ярко-желтого цвета величиной с голубиное яйцо. Такой камень мог бы свободно украсить даже английскую королевскую корону. Некоторое время Модест держал его на ладони, разглядывая прозрачные грани, а потом, нажав на красную кнопку, посмотрел в ультрафиолете. Внутри камня темными вкраплениями показались включения.

— Видал примеси… — со скрытым торжеством произнес Завадский. — Хотя цвет невероятно хорош. Сколько ты хочешь за все эти алмазы?

— Цены ты знаешь не хуже моего, — немного помолчав, не иначе как для пущего эффекта, продолжил: — Пятьдесят миллионов долларов.

Модест Завадский бережно уложил желтый алмаз в пластиковый пакетик, аккуратно завязал. Прошло с полминуты, вполне достаточно времени, чтобы продумать обстоятельный ответ.

— Цифра завышена. Сам пойми, сейчас у тебя на хвосте находится вся полиция России. Я и так многим рискую, что встречаюсь с тобой. У меня могут возникнуть проблемы при сбыте. Люди, у которых ты подрезал алмазы, тоже не сидят на месте и уже повсюду расставили сети. Мне не удастся сразу пустить камни в работу. Ко мне ведь могут пожаловать… тут нужно действовать крайне осторожно, а медлительность, в свою очередь, так же приводит к убыткам. И алмазы неравноценны, есть действительно неплохие образцы, но есть и такие, которые только на сверла и годятся.

— Хорошо. Какая твоя цена? — раздраженно спросил Шабанов.

— Моя цена — один к десяти. Я ведь покупаю сырье, а это подразумевает дополнительные траты. Полагаю, что пять миллионов долларов будет то, что нужно!

Степан вытащил из сумки брезентовую сумку, на которой отчетливо проступала печать банка «Заречье».

Губы Завадского невольно скривились:

— Весьма неосторожно, за одну такую тряпку можно получить десять лет лагерей.

— Решил оставить себе на память в качестве сувенира. Не удержался!

Развязав мешок, Шабанов выложил на стол золотые украшения, среди которых были инкрустированные браслеты, кулоны с изумрудами, подвески с александритами, перстни с сапфирами.

— Я не скупщик краденого, — поморщился Модест, — я серьезный бизнесмен.

— В этом я успел убедиться, — хмыкнул Шабанов. — Ты посмотри на изделия. Это не какой-нибудь новодел, эти изделия пришли из Европы, когда-то их носили короли. А вот на этих, — указал он на алмазное колье и серьги с рубинами, — стоит клеймо Фаберже. Сложно даже представить, сколько все это будет стоить на аукционе.

Тонкие капризные губы Модеста сжались в прямую упрямую линию, показав небольшие морщинки в самых уголках. Дело не на пять копеек, его понять можно, расставаться с деньгами было жаль, пусть даже если это не последний честно заработанный миллион. И вообще невозможно представить мультимиллионера, который бы с радостным воплем расставался со своими сбережениями.

— Хорошо, ты красноречив: сколько ты хочешь за эти безделушки?

— Хм, каждая из этих безделушек, как ты говоришь… может стоить сотни тысяч долларов, а то и миллионы, — сдержанно заметил Шабанов, укладывая драгоценности обратно в мешочек. Невольно обратил внимание на то, что Модест Завадский увлеченно рассматривал брошь и явно не спешил с ней расставаться. Наверняка на эту эксклюзивную вещичку у него были определенные планы.