Шрифт:
— Остатки заберешь Жанночке, — Люша споро достала коробки с тортами из холодильника и начала высвобождать их от веревочек-пут.
— Какие ей тортики?! Она ирисок у меня месяц не видела! Нет и нет, — строго отрезал Котька, усаживаясь в своем любимом углу у холодильника.
Люша с Сашей переглянулись и прыснули.
— Ты представляешь, что он будет вытворять со своим ребенком? — Саша яростно потряс ножом и ловко стал разрезать любимый слоеный пирог, вид крема которого повергал в ужас его жену.
— Да уж, никакой шатовской вольницы! — с апломбом ответил Костя, подставляя чашку под струю крепчайшего чая, который разливала Люша.
— А то вырастет этакий самостоятельный, да ранний. Шибко умный.
— Не льсти себе, — мать легонько дернула сына за чуб и взялась за раскладывание бисквита по тарелкам.
Прожевав первый кусок торта, Костя прищурился, приступая с допросом к матери.
— Мне вот отче доложил, что ты сегодня куда-то несешься по уголовным делам. Опять во что-то влезла! Мам, бок-то не болит уже? — брюзга-ребенок слыл старшим в семье по праву.
— Коть, во-первых, никакой опасности. Одно общение с трусоватыми полуинтеллигентными телевизионщиками. Во-вторых, ты что матери указываешь?! — Люша сделала театрально страшные глаза.
— Пап, и как ты это терпишь?
— А что делать? — философски вздохнул Шатов, прихлебывая по-купечески чай из блюдечка. — Все равно будет делать то, что считает нужным. Только врать начнет. Пусть лучше в открытую в казаки-разбойники играет. — Шатов решительно взялся за новый кусок «Наполеона».
— Вот и я за правду, — жестко сказала Люша, глядя на мужа.
И Костя отметил, что слишком жестко. И слишком серьезно.
Впрочем, через минуту чаепитие пошло в обычном семейном ключе: мирно и шутливо.
Благословив устроившегося за компьютером ребенка и отдав приказания улегшемуся с газетой супругу есть курицу и рис по первому зову желудка, Люша пошла собираться. Предстояло надевать что-то стильное, но без претензий.
Появившись перед Шатовым «при параде» — в светло-сером костюме а-ля Жаклин Кеннеди, Люша сказала протянувшему к ней с жаром руки Шатову:
— И все же я не могла ошибиться с этой архивисткой. И ревную тебя, как зверь. Как пантера. Вот! — И она с хохотом вырвалась из цепких и настойчивых объятий мужа.
Шатов раздраженно произнес:
— Забудь о существовании этого человека. Как о существовании инопланетян.
— Тем более что их, по утверждению Светки, и вовсе нет, — вздохнула жена.
— А кто есть? — удивился Шатов.
— Бесы!
Саша уронил газету на пол, недоуменно пожал плечами и стал устраиваться поудобнее под одеялом.
— В общем, забудь обо всей этой чуши вне зависимости от ее названия.
— Главное, сам-то забудь, — вздохнула жена и отправилась в прихожую.
Застегивая сапоги, она вдруг отчетливо представила, как муж называет в разговоре с любовницей «чушью» ее, Люшу и… не смогла разогнуться.
«Нет, этого быть не может. Ни при каких обстоятельствах. Иначе земной шар просто перестанет вращаться». И Шатова с опаской выпрямилась: вдруг что-нибудь с вращением Земли все же пойдет не так? Нет, планета вела себя привычно, катила во вторую половину московского дня.
— А что это может означать? — негромко спросила себя вслух ревнивица. — А то, что он ЕЕ не любит, — ответила она с чувством удовлетворения, похожим на радость от решения неподатливой задачки.
Александр же, проворочавшись с полчаса, встал в раздраженном настроении. Выйдя на балкон, закурил. В голову лезли неотвязные мысли: «Проще всего сказать — «забудь». Или — «не думай». Завтра Танечка явится на лекцию — ослепительная, с вопросом и укором в сияющем взгляде. Готовая к любви, где и когда угодно. Да одно воспоминание об этом…»
Додумать не дал Константин, присоединившийся к отцу:
— Па, у вас все в порядке? — Он вытряхнул сигарету из пачки отцовским жестом.
— А что не в порядке? — изобразил искреннее изумление Шатов-старший.
— Не знаю. За маму беспокоюсь. Может, ей работать пойти? Да хоть на дурацкое радио редактором. Уж не глупее она любой из твоих студенток.
Саша кашлянул и сощурился.
— Нет, это не для нее. Каждый день, от звонка до звонка. Не-ет. Мама у нас «кошка, гуляющая сама по себе».