Ясно. Что бы еще такого спросить? Кто их уничтожил? Да чего уж там спрашивать? Я, кажется, обо всем догадался и так. Если людей еще не было...

– Я охотно отвечу на любой твой вопрос, человек Молчун. Объясню, что к чему. Но, боюсь, многие из ответов будут неприятны для ушей феанни Мак Кехты. Поэтому спрашивай здесь.

Тролль уселся, где стоял. Просто подогнул короткие ножки и плюхнулся на траву. Сотник с невозмутимым видом последовал его примеру, наверное, привык к чудачествам спутника.

Делать нечего, я тоже присел. Присел и задумался. С чего же начинать расспросы?

– Не трудись. – Болг опять от души веселился. – Я понимаю, как трудно подобрать правильный вопрос. Меткий и всеобъемлющий. Верно?

Я кивнул. Эка, он рассуждает. Словно две академии закончил.

– Тогда просто послушай. Когда мы встретились с Гланом, он задал мне достаточное число вопросов. Думаю, вас интересует одно и то же.

Кого-кого он встретил? Глана? Это он Сотника так назвал?

– Болг подобрал меня обмороженного, потерявшего много крови... Почти мертвеца, – встрял в разговор Сотник или, как там, Глан? Ну да, все сходится. Имя вполне пригорянское. Один брат – Эван, другой – Глан. – Выхаживал до лета в своей пещере.

– Как видишь, не все в искусстве целительства мне удалось. Не мудрено, ведь я не лекарь. Когда-то, давным-давно, я изучал движение небесных светил.

– Зато теперь у нас на двоих два глаза. Поровну. – Палец Сотника приблизился к опухшему веку, но, несмотря на напускную браваду, не прикоснулся. Это подсказало мне, что болячка причиняет немалое страдание.

– Что с глазом-то? – Я никогда не переоценивал своих знаний и умений, но попытка – не пытка. – Может, чем помогу.

– А, пустое, – отмахнулся больной.

– Боюсь, зрения уже не спасти. – В голосе тролля пробилась нотка грусти. – Если захочешь, мы можем побороться за него вместе. Позже.

Захочу ли я? Конечно, захочу. Слишком многим я обязан Сотнику (и прежде всего, разбуженным чувством собственного достоинства), чтобы запросто отступиться.

– Вот и хорошо, – снова прочитал мое согласие то ли по глазам, то ли в голове Болг. – Тогда я продолжу мой рассказ. Мы, народ фир-болг, обитали на этой земле с начала времен. Усердное изучение окружающего мира дало нам возможность жить в полной гармонии с живой и неживой природой. Я не употребляю непонятных тебе слов, Молчун?

– Я учился в Храмовой Школе. – Достаточно ли я замаскировал обиду в голосе, чтобы умник одноглазый ничего не почуял?

– Не обижайся. – Ага, как же, спрячешь от него что-нибудь. – Согласись, в этих краях образованный люд – редкость.

– Ничего. Продолжай.

– Продолжаю. Большинство нашего народа составляли ученые. Чуть меньше – жрецы. Мы жили уединенными общинами и, увлеченные изучением природы, редко вступали в контакт даже друг с другом. Так было долго. Очень долго. Пока на закатном побережье не высадилась горстка беженцев, спасшихся с далеких северных островов. Их родину уничтожило пламя земных недр. Это был народ, известный вам под именем сидов.

Не может быть. Перворожденные? Сиды? И вдруг жалкие беженцы!

– Но ведь... – невольно вырвалось у меня.

– Я понимаю твои чувства. Ныне все считают сидов перворожденными. Первыми и единственно законными хозяевами мира. Не так ли?

– Ну, уж не все...

Действительно, сколько людей готовы грызть глотки перворожденных зубами, рвать их голыми руками, только не допустить главенства высокомерных остроухих. Может быть, лет пятьсот назад они и были властителями всего сущего. Но с тех пор многое изменилось. Люди кое-чему выучились. У тех же сидов, к слову сказать. Но пошло ли это учителям на пользу?

– Верно, я сильно отстал от новостей нашего мира. – Тролль вздохнул. – Мне плохо знакомы события последней войны. Ведь долгие годы между сидами и людьми царил мир. Не так ли?

– Да. Люди грызли глотки исключительно друг другу, – мрачно заметил Сотник.

– Что поделать! – Снова глубокий, трагический вздох. – Молодая раса. Смертная раса. Каждый хочет всех земных благ сразу и помногу. Но не об этом сейчас речь. Сиды высадились на побережье обширного залива на закате. Позднее его назвали Берегом Надежды. Дохьес Траа – по-сидски.

– Мы называем их язык старшей речью, – совсем невпопад брякнул я.

– Старшей? Быть может. Уж всяко их речь старше людской.

– Но не вашей?

– Моей речи больше нет. – Сожаления в голосе Болга было куда больше, чем когда он говорил о погибших сородичах. – Я остался один – с кем говорить? Без употребления речь умирает.

– А книги? Свитки, списки?..

– Похоже, ты и вправду учился в школе при одном из храмов, – грустно пропел великан. – У нас не было письменности. Зачем заносить сведения на... На что вы там заносите? Пергамент, таблички... Зачем записывать знания, если смерть не властна над тобой, потомкам можно все передать и устно? А с собратьями, даже самыми дальними, связаться при помощи мысленной речи?