Шрифт:
– А управляющий с ними, значит, отправился?
– Ага. Сбежал, попросту говоря.
– Ясно. А если знали, что мы идем, что ж армейские засаду не устроили? Хоть трегетренская армия была, а?
– Трегетренская, трегетренская... Какая еще? Арданы пока сюда носу не кажут.
Кузнец неожиданно отпустил копыто. Выпрямился, потер кулаком поясницу:
– А кто тебе говорил, что засаду не сделали?
– Никто. Это я так...
Тарк хмыкнул презрительно. Мол, совсем безголовые у нас разбойнички по лесам расплодились.
– Ждут вас, лесовичок, ждут.
Живолом не показал удивления. Спросил нарочито беспечно:
– В лесу за бродом?
– Почем знаешь?
– Коли я таких, как сам, ждал бы, сам бы за бродом засел.
– Ох, не простой ты лесовичок, не простой, – погрозил ему почернелым пальцем кузнец. – И что делать думаешь?
– Не я вожак. Не мне решать.
– Знаю. Видел. – Тарк опять принялся за копыто, выравнивая и зачищая край. – Однако видел, как он тебя слушается.
– Наблюдательный ты, коваль.
– А то!
– Ну, ежели такой наблюдательный, скажи точнее – что за отряд вчерась проезжал? Конные или пешие, с луками или без...
– Как не помочь хорошему человеку, – почти ласково произнес кузнец. – С луками десятка два, не больше. Десяток щитоносцев с копьями. И еще десяток конных – на кольчугах накидки с огнем вышитым и веревки вот тут. – Толстый палец Тарка прикоснулся к левому плечу.
– Гвардия? Откуда?
– Мне не ведомо. Передо мной не отчитывались. Может, гвардия, а может, и не гвардия, а так, погулять вышли.
– Да нет, гвардия. – Живолом не на шутку встревожился. – Откуда здесь? До Трегетройма суток пять пути... Командира не запомнил? Не лысый?
– Чего? Кто лысый?
– Командовал отрядом кто? Здоровый лоб такой с башкой бритой?
– Да нет. Обычный мужичонка. Мелкий, седенький. Моих годков, пожалуй.
– Мелкий, седенький?
– Ага. Усишки невеликие. А, еще! В седле – что на шкворень посаженный сидит, не шелохнется.
– Шрам есть?
– У кого?
– Слушай, Тарк-кузнец, хорош дурня из себя корчить. Не похож ты на дурня. У мужичонки седенького с усишками невеликими шрам есть?
Кузнец немного подумал.
– Был. На щеке. Вроде как от ожога. Старый.
– Лабон! – звучно ляснул кулаком о ладонь разбойник.
– Чего?
– Нет, ничего...
– Знакомца старого встретил?
– Еще не встретил. Но встречу, будь уверен. Соскучился я за ним.
– Так тебе коня ковать или уже не надо? К знакомцу на некованом помчишь?
– А? Нет, ты заканчивай работу-то, – бросил через плечо Живолом и быстрым шагом направился к трактиру, где давно скопилась вся шайка.
От реки тянуло сыростью и тиной.
Лабон спрыгнул с нижней ветки на усыпанный прошлогодней листвой дерн.
– Что ж они не торопятся к нам-то?
Поправил перевязь и уставился на Бургаса, удравшего из Щучьего Плеса, едва прослышал о приближении разбойников, управляющего.
– А я почем знаю? – Тот засопел пупырчатым носом, гриб-строчок. – Грабят, должно быть.
– Хе! Грабят! Да они там скоро хоровод водить начнут, даром столб беллен-тейдовский не разукрашенный стоит. Ты бы слазил и поглядел...
Управляющий открыл было рот, чтобы привычно возразить, но Лабон уже махнул рукой:
– А, куда тебе, сухорукому. Все равно не влезешь. Меня слушай. Они там с утра вроде как торг затеяли. Не грабят, понимаешь. Первый раз таких лесных молодцев вижу. Им людишки сами харч тащат. Коней перековывают.
– Да ну?
– Баранки гну! Соображаешь, к чему веду?
– Соображаю! Сухорукий-то сухорукий, а все ж не баран!
– И к чему же?
– А что предупредили их давно. О засаде нашей. И отряд твой расписали, как на картинке, – что да как. Не дождемся мы тут никого. Не на ту добычу ты, полусотенник, капкан снарядил.
Лабон глянул на уставших торчать наготове с самого утра пехотинцев, на невозмутимых, готовых в огонь и в воду за своего командира петельщиков, на растрепанных и как-то не по-военному выглядевших помощников управляющего. Проговорил неуверенно: