Под пронизывающим норд–остом идем к Инкерману. Впереди — передышка, и это, конечно, приятно, но уходить с обжитых позиций все-таки немножко грустно. За две недели привыкли к третьему сектору, подружились с соседями, хорошо разместили в инкерманских штольнях свои тылы, наладили связь… На новом месте все надо будет делать заново.

«Глухой, неведомой тайгою…» — запевает Николай Евдокимович Ехлаков свою любимую. — Подтягивай, командир!..

Но мне сегодня что-то не поется. Наш уход с Мекензиевых гор как бы подводит итог октябрьским и ноябрьским боям бригады в Крыму. И должно быть, поэтому вновь встают перед глазами товарищи, которых уже нет с нами.

А потеряли мы многих. Я уже говорил о политработниках Лешакове и Шеломкове. Погибли и другие замечательные люди, ветераны бригады — начальник штаба Илларионов, заместитель начальника политотдела Сергеев, начмед Мармерштейн, начальник связи Бекетов и командир роты связистов старший лейтенант Белозерцев. Не вышли из окружения наши славные комбаты Владимир Николаевич Черногубов и Михаил Павлович Дьячков, а с ними и многие их бойцы (только небольшие группы моряков из этих батальонов добрались до Севастополя и вернулись в бригаду).

И сколько еще имен надо прибавить к этому списку потерь!

Вся бригада знала никогда не унывавшего заряжающего минометной батареи Федорченко. Закладывая в ствол мину, он любил приговаривать: «Гитлеру в печенку, Антонеске в селезенку!» Эта присказка, должно быть, выражала непоколебимую его уверенность в том, что в конце концов советские мины, снаряды и бомбы обязательно настигнут всех гитлеров и антонесок. Самую трудную боевую работу Федорченко делал весело, вдохновенно. Минометчики любили его шутки–прибаутки и, глядя на него, заражались неиссякаемой бодростью.

Мы поднялись на Инкерманские высоты, и взгляду открылась картина, понемногу развеявшая мое минорное настроение. Перед нами раскинулся во всем своем торжественном величии Севастополь. С заросших лесом Мекензиевых гор мы его не видели, а теперь словно зачарованные смотрели на город, террасами сбегающий от Исторического бульвара и Малахова кургана к широким бухтам. По их глади скользнул пробившийся вдруг сквозь тучи луч солнца, и весь город стал еще прекраснее.

И радостно было сознавать, что он выстоял, отразив первые вражеские удары, и что в этом помогли ему также и мы.

Итак, мы в резерве командующего армией. Бригада занимает западные скаты Сапун–горы и Хомутову балку с Максимовой дачей. Это тылы второго сектора обороны, ограниченного справа Ялтинским шоссе, а слева — долинами Инкерманской и Кара–Кобя.

Бригаде предстоит пополниться и привести в норму боевую организацию. Нужно разобраться с кадрами, произвести необходимые перестановки, выбрать руководящие партийные органы — они сильно поредели в боях.' Насущно необходимо наладить боевую учебу. Ведь взводами у нас командуют не лейтенанты, а сержанты. Их надо поучить хотя бы с месяц. На месяц и рассчитываем программу бригадных курсов командиров взводов. Но разработан и сокращенный вариант — на три недели.

Возглавляет второй сектор командир 172–й стрелковой дивизии полковник Иван Андреевич Ласкин. К нашему появлению здесь он отнесся весьма благожелательно. С краснофлотцами 7–й бригады Ласкин уже встречался на Ишуньских позициях и знает, на что они способны.

— Присматривайтесь, изучайте наш сектор, готовьтесь к активным действиям, — сказал мне Иван Андреевич, улыбчиво щуря живые светлые глаза. Он в меховой безрукавке, в галифе защитного цвета, хромовые сапоги начищены до блеска.

Военком 172–й дивизии полковой комиссар Петр Ефимович Солонцов расспрашивает Ехлакова о состоянии партийной и комсомольской организаций бригады.

Во втором секторе есть и другие флотские части — 2–й морской полк майора Тарана, 1–й Севастопольский стрелковый полк, которым командует полковник Горпищенко.

— Морячки у нас подбираются неплохие! — говорит Ласкин.

— Только маленько подучиться надо, — вставляет Ехлаков.

— Да в разведку походить, чтоб поближе познакомиться с супостатом, — добавляю я.

— Одобряю, одобряю, — соглашается Ласкин. — Пока в резерве, всем этим и займитесь.

— Как у вас со снабжением? — интересуется начальник тыла 172–й дивизии полковник Александр Иванович Находкин.

— Наш интендант Будяков уже развернулся, — хвалится Ехлаков. — Так что помощи пока не требуется.

— Приятно иметь дело с такими частями, — потирает руки Находкин. Ему уже за пятьдесят, но он подтянут, сухощав. И какой это интереснейший человек! В первую мировую войну был летчиком, хорошо помнит Нестерова, Уточкина. В гражданскую служил в кавалерии, участвовал в освобождении Крыма от Врангеля. Сейчас пошел воевать добровольцем…

— Хороший тут народ! — подытоживает Ехлаков впечатление от первой встречи с новыми начальниками и соседями.