Как много значит уже то, что бойцам обеспечены баня и чистое белье! Всю ночь оживленно на небольшой площади перед городской баней на Корабельной стороне. Подходят и уходят машины с фронтовиками. Лица веселые, задорные. Вполголоса поют песни, шутят. Тут же обнимаются и целуются нечаянно встретившиеся земляки и старые друзья.

Наши тылы делают все возможное, чтобы улучшить быт бойцов и командиров. Забота о тех, кто на передовой, порой просто трогательна.

Я и сам позабыл, что 31 января — мой день рождения. Но кто-то об этом вспомнил, и рано утром на КП бригады явился незнакомый сержант со свертком в руках.

— Товарищ полковник, это вам от начальника тыла При морской армии!

В свертке — шерстяной костюм защитного цвета. К нему приложено поздравление от командования армии.

Я рассказываю об этом потому, что подобные знаки внимания, проявления товарищеской теплоты и сердечности были особенно дороги в той обстановке.

Мы знали, что впереди—жестокие бои. Затишье первых месяцев 1942 года было предгрозовым.

По крымской земле шествовала яркая южная весна… Еще в феврале появились перед нашими окопами нежные подснежники, в апреле — пахучие фиалки. Буйно зацвели сады. К маю в траве запестрели алые маки. Лица у всех нас стали бронзовыми от загара. Разведчики забыли про свои зимние халаты и обзавелись пестрым одеянием зеленоватого тона, а к шлемам прикрепляют причудливые венки из веток и цветов. Ночи стали короткими — трудно успеть сделать все, что нужно, и разведчики уходят теперь за передний край на двое суток. В первую ночь проникают в расположение противника и потом лежат весь день, а на следующую ночь выполняют задание.

В мае наступило грозное время. Если в конце декабря защитникам Севастополя очень помогли десанты в восточном Крыму, то теперь ликвидация плацдарма на Керченском полуострове резко ухудшила наше положение. Севастопольцы остались в Крыму один на один с многократно превосходящим нас по силе противником. Командование оборонительного района было осведомлено о том, что немцы готовят третий штурм.

В частях и соединениях проводились собрания личного состава, на которых старшие начальники откровенно рассказывали бойцам о сложившейся обстановке. Всех собрать нельзя, и из окопов, с огневых позиций приходили избранные там делегаты.

Состоялось такое делегатское собрание и у нас в бригаде. На него прибыли дивизионные комиссары Н. М. Кулаков и И. Ф. Чухнов, бригадный комиссар М. Г. Кузнецов. Выступавшие краснофлотцы и командиры заверили собравшихся, что морская бригада с честью и до конца выполнит свой долг перед Родиной.

Третий штурм начался 7 июня. Ему предшествовали яростный артиллерийский обстрел и неистовая бомбежка наших позиций.

Под огневой налет, обрушившийся на нашу минометную батарею, попал Николай Евдокимович Ехлаков. Рядом с ним убило комиссара минометчиков старшего политрука Астахова. А Ехлакову раздробило ногу. Его отправили в госпиталь, оттуда — на Большую землю. В должность комиссара бригады вступил начальник политотдела Александр Митрофанович Ищенко.

Вскоре очень тяжелая обстановка сложилась на Северной стороне. Враг вклинился там в нашу оборону и рвался к Северной бухте.

Получаю от командарма Петрова приказ: с двумя батальонами, артиллерийской и минометной батареями переправиться на Северную сторону и, наступая от 30–й береговой батареи, идти на соединение с 79–й бригадой и Чапаевской дивизией, которые частью своих сил пойдут в контратаку нам навстречу. Общая наша задача — отрезать и уничтожить фашистский клин.

Утром 11 июня грузимся в Южной бухте на большую морскую баржу. Еще очень рано, и поэтому пока тихо. Из-за почерневших разбитых зданий, которые бесформенной громадой возвышаются над бухтой Голландия, прорываются первые лучи солнца. Краснофлотцы вглядываются в приближающийся берег, где вот–вот вновь заговорят орудия и пулеметы.

На полубаке баржи сгрудились разведчики второго батальона. Среди них девушка лет восемнадцати. Пилотка едва держится на ее густых черных волосах, матросская фланелевка плотно облегает плечи и высокую грудь. На фланелевке — орден Красной Звезды и комсомольский значок. Это Ольга Химич, испытанный боевой товарищ разведчиков, участница многих дерзких вылазок.

Не теряя времени, девушка быстро зашивает кому-то из краснофлотцев разорванный рукав. Проворно действуя иглой, она досадливо отодвигает назад, за спину, мешающий ей сейчас автомат.

— Ну и Оля у нас, мастер на все руки! — благодарит краснофлотец, когда работа окончена.

— Не только на руки, но и на ноги! — вставляет другой. — Она же так танцует, что балерины позавидуют! Спляшем, Оля, пока еще не дошли до берега, а?

Краснофлотцы готовы расступиться, образовать на палубе круг. И гармонист уже тут как тут. Но девушка строго глянула на весельчаков:

— Фронт рядом, кровь льется, а вы «спляшем»!..

И минутная вспышка веселья сменяется привычной суровостью. Все словно сразу вспомнили: сейчас — в бой.

11 и 12 июня мы прорывались через боевые порядки противника, пытаясь соединиться с чапаевцами. Нас переправилось на Северную тысяча человек, а к концу второго дня осталось в строю едва двести. Первоначальный план осуществить так и не удалось. Но по заключению командования бригада задержала на два дня продвижение 22–й немецкой дивизии.

В первый день боев на Северной попал в окружение взвод второго батальона. Тяжело ранило старшину. Над ним склонилась девушка. Ласковые, умелые руки перевязали раненого.