17 декабря мощная артиллерийская подготовка грозно возвестила о начале нового фашистского штурма.

Враг тщательно его подготовил, подтянул к Севастополю много свежих сил. И хотя мы тоже готовились к отпору, выстоять теперь было труднее, чем в ноябре.

Основной удар противник наносил в долине Бельбека. Здесь и подверглись самым суровым испытаниям мужество и стойкость защитников Севастополя.

Подразделения 241–го стрелкового полка оказались в окружении. На безымянной высоте невдалеке от станции Бельбек заняла круговую оборону рота К. К. Яковлева. Она продержалась на этой позиции шесть дней и к 23 декабря находилась уже за три–четыре километра от общей линии фронта, сдвинувшегося в сторону Северной бухты.

Боеприпасы подходили к концу, и командир принял решение пробиваться к своим войскам. Были выделены группы прорыва и прикрытия, задача доведена до каждого бойца. Политрук роты Иванов повел в атаку группу прорыва и сразу же был смертельно ранен. Не имея уже патронов, красноармейцы дрались штыками, прикладами, саперными лопатами, даже касками.

Вырвавшись из первого кольца врагов, рота оказалась перед вторым. Наш передний край был еще далеко, но выручила ударившая по фашистам артиллерия. Воспользовавшись ошеломившим гитлеровцев огневым налетом, рота ударила по ним с тыла. К. вечеру она, потеряв за день многих храбрых бойцов, соединилась со своими. В последней схватке был ранен командир. Красноармейцы вынесли его на руках.

Опасность выхода противника к Северной бухте заставила командование армии бросить на это направление все резервные силы.

На возвышенности Кара–Тау, что севернее Бельбекской долины, оборонялись в пешем строю бойцы 40–й кавдивизии.

В сущности, это давно уже была не дивизия: в ней числилось три полка, но едва набиралось 500 штыков. За день 21 декабря каждый из полков отбил по нескольку атак пехоты и танков. Под вечер положение стало особенно тяжелым. Прервалась связь с поддерживающей артиллерией.

Когда пять фашистских танков двинулись к командному пункту, командир дивизии полковник Ф. Ф. Кудюров сам встал к противотанковой пушке, наводчик которой был убит. Комдив подбил два танка, приближавшихся к КП. Снаряд третьего ударил в пушку и сразил полковника. Бойцов, отбивавшихся на Кара–Тау, возглавил полковой комиссар И. И. Карпович — военком кавдивизии, и они продолжали отражать вражеские атаки.

Не могу не сказать о мужестве наших танкистов. Их в Приморской армии было немного, но каждый экипаж сражался геройски. А посылали их всегда в самый огонь.

25 декабря роту танков 81–го танкового батальона выделили для поддержки контратаки на участке 8–й морской бригады. Как я уже говорил, в этой бригаде было много плохо обученных бойцов из запаса. Вместе с танками они в атаку никогда не ходили. И вышло так, что пехота отстала, танки, ворвавшиеся в расположение врага, оказались там одни. Но танкисты продолжали бой.

Экипаж кандидата партии лейтенанта Рогодченко и механика–водителя комсомольца Резникова сокрушил дзот, миномет, разбил на огневой позиции противотанковое орудие.

Командир одного танка был убит, а сам танк поврежден, но все-таки мог двигаться. И тяжелораненый — четыре осколка сидели у него в спине — механик–водитель комсомолец И. А. Устинов снова повел танк в атаку. Машина получила еще одну пробоину, убит был башенный стрелок. Но Устинов продолжал драться, давить вражеские огневые точки, пока не получил сигнала о возвращении на пункт сбора. Истекая кровью, он привел туда танк, а остановив машину, потерял сознание.

В полуобморочном состоянии вытащили краснофлотцы морской бригады из другого танка механика–водителя Шевченко. У него была раздроблена нога. Но до сигнала танк из боя не вышел.

На направлении главного вражеского удара была введена в бой только что прибывшая из Новороссийска 79–я стрелковая бригада. Ее командира полковника А. С. Потапова я, как и многие приморцы, знал по Одессе, где он командовал отрядом черноморских матросов. Приятно было снова встретиться с этим храбрым человеком. Под стать командиру был и военком бригады полковой комиссар И. А. Слесарев, высаживавшийся в сентябре под Одессой с морским десантом. На труднейшем участке Севастопольской обороны он еще раз показал себя боевым политработником. Контратаки 79–й бригады помогли выправить создавшееся 22 декабря критическое положение.

В дни, когда судьба обороны решалась в третьем и четвертом секторах, в их частях работал весь состав политотдела армии. Там же было большинство офицеров штаба.

Окончательный перелом наступил 31 декабря. На этот день враг назначал взятие города, а мы — контрудар, призванный сорвать замысел гитлеровского командования.

В батальонах и полках второго эшелона, на огневых позициях батарей ночью прошли митинги. Выступали командиры, комиссары, бойцы. Все понимали, что не когда-нибудь, а вот сейчас, в ближайшие часы, решится участь Севастополя: или мы сумеем отбросить врага назад, или он нас сомнет…