Девушка бросила взгляд на парня. Тот кивнул: возьми. Она продолжила, убрав «пятихатку» в карман джинсов.

— Ну, наверное, было за что, раз он наркотой приторговывал. Или должники свели с ним счеты, или хозяин.

— У него был хозяин?

— Мы его ни разу не видели.

— Крупный такой, представительный…

— Нет.

Вслед за подругой с железобетонного блока встал ее приятель, пряча глаза. Видимо, он не хотел однажды проснуться в луже крови или найти за мусорным контейнером свою подругу с распоротым, как у самурая, животом. Может быть, они и видели дилера, который снабжал Немова героином, но скорее всего — нет. Что касается меня — я получил ответ на основной вопрос, и ответ очень неожиданный: кто-то, разделавшись с Немо, оборвал связь между мной и Виталием Аннинским. Этот кто-то был в курсе всех последних событий, закрутившихся после убийства Аннинского, и действовал абсолютно точно и выборочно. Ни одного лишнего шага. Убийство Сергунина я посчитал его ошибкой. Но не ошибся ли я сам?..

Я думал об этом, глядя вслед паре, которая напоследок обдала меня кислым запахом пота.

Я снова дома. Снова смотрю на рисунок. Спина незнакомца загораживает жертву. Поверх его плеча — четкое отражение шлема, как шелкография на стекле. Вдруг мне показалось, что этот человек сейчас не отступит, а проскользнетв дверь, сделает то, чего на самом деле не было. Но я-то точно знаю, что однажды видел подобное: кто-то, очень похожий на него, действительно проскальзывает в дверь. Плечи у него чуть приподняты, отчего он кажется сутуловатым. Когда и где это произошло? Проклятая память! Я что, пропил ее?

Нет, глядя на этот рисунок, тот эпизод мне не вспомнить. Ответ придет, нужно терпеливо дождаться его, а не насиловать события.

С хозяином «Трех гор» я не был особо дружен. Он был одним из нас, мутировавших в таксистов, охранников, полицейских, безработных. В следственном комитете военной разведки он сидел на допах и дорах (дела оперативной проверки или разработки). Удачно женившись (на бизнесвумен), он открыл это кафе. Потом они разошлись (причина их размолвки меня не интересовала), и Николай Школянский закрепил за собой право принадлежности «Трех гор».

Чаще всего Николая называли Колем, как бывшего канцлера ФРГ, и за его тевтонский облик: массивная нижняя челюсть, серо-голубые глаза, светлые волосы. Его бар-ресторан стал местом встреч бывших «одноклубников». Мы занимали лучшие места и были открытыми в общении, может быть, даже громки, но мы никогда не вели себя по-хамски. Порой мы напивались, но не визжали, как свиньи. Часто я замечал, что «рядовые» клиенты поначалу испытывали дискомфорт от нашей «культурной развязности», а спустя какое-то время они входили в состояние внутреннего спокойствия: хоть и подвыпившие и шумные, мы на автомате обеспечивали им безопасность.

Мы с Колем обменялись рукопожатиями. Он нередко, как и в этот полдень, стоял за стойкой бара и обслуживал немногочисленных клиентов. В ответ на вопрос Школянского: «Что будешь пить?» — я положил на стойку ключи от мотоцикла. Он налил мне апельсинового сока и устроился напротив на таком же высоком стуле, нас разделяла стойка.

Я указал на видеокамеру, спрятавшуюся среди винных бутылок на витрине:

— У тебя осталась видеозапись тоговечера?

Зная ответ, я все же дождался его.

— Я отдал ее полицейским, — сказал Коль, сделав ударение на первом слоге.

— Ты сидел на оперативной разработке. Не мне тебе рассказывать, как добывать, как хранить, а главное — как сохранитьинформацию, — в свою очередь акцентировал я.

— Ты прав: я успел сделать копию.

— Где я могу взглянуть на нее?

— Да прямо в моем кабинете.

Я впервые оказался в административной части ресторана. На удивление, офис оказался вместительным: три кабинета, включая бухгалтерию, соединенных Г-образным коридором.

Кабинет Коля — без единого окна, в него не проникал шум с улицы, зато здорово дребезжала вытяжка, способная за пару часов расколоть самого стойкого шпиона.

— Устраивайся, — предложил он. И сам занял место за рабочим столом. Монитор на нем занял место в левом дальнем углу, компьютер шумел под столом, как будто «скрыто» соперничал с грохочущей вытяжкой. «Пожалуй, на кухне будет тише», — подумал я, занимая место напротив бывшего сослуживца.

— Какое время тебя интересует? — спросил Школянский.

Я ответил вопросом на вопрос:

— А какое время интересовало полицию?

— Когда вы с Аннинским пришли и когда ушли.

— Но ты отдал им запись с камеры за весь день.

— Точно. Михайлов попросил меня именно об этом.

Я снял с ключей брелок-флешку и передал ее Колю. Он скопировал на нее медиафайл и вернул мне.

По виду Школянского я понял, что стесняю его, но все равно настоял на немедленном просмотре.

— Конечно, — ответил он, набрасывая маску амфитриона, — чувствуй себя как дома.