Воспользоваться своим трудом Курицыну в тот вечер так и не довелось. Внезапно в голове появилась тяжесть, в глазах, словно отблески пламени свечи, замаячили радужные кружева. Государев дьяк уронил голову на стол и заснул крепким сном.

Снилось Фёдору Васильевич, хотя никогда дьяк ратным делом не занимался, что рубится он в смертельной схватке в окружении конных рыцарей в шлемах с белыми перьями: не то поляков, не то литовцев. Наступавших была тьма тьмущая. От верной гибели выручало лишь то, что над головой дьяка парил ангел-защитник, ловко отводивший в сторону удары врагов.

Курицын проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Открыл глаза, рядом стоял Мартынка – тот вставал в доме раньше всех.

– Уж утро на дворе, Фёдор Васильевич, а ты толком и не спал, – Мартынка участливо смотрел на своего господина.

– Ух, – Курицын встряхнул головой и потёр затылок. Ныло в плече и шее. Сколько он проспал так, сидя за столом?

– Старею, брат, слабею, – извиняющимся тоном обратился он к своему верному помощнику.

Мартынка недоумённо повёл плечами.

– До старости, поди, далеко, Фёдор Васильевич. Ещё на свадьбе твоих сыновей не плясали. Да и детей брата Ивана-Волка женить не мешало бы.

Курицын расправил затёкшие ноги. Вместо ответа озадаченно взглянул на лист бумаги и прошептал:

– Дело-то я так и не закончил.

– Уж не закончишь, батюшка, – Мартынка был само участие. – От Великого князя приходили. Иоанн Васильевич тебя кличет. В гневе большом.

– Что же ты сразу не сказал! – Курицын рывком вскочил из-за стола, опрокинув стул и едва не сбив с ног Мартынку.

– Хорошо, что одет. Не нужно терять время на сборы, – подумал дьяк.

– Да, говорят, князя Ромодановского под арест взяли, – крикнул Мартынка, но дьяк, видимо, не расслышал слугу, он спешил во дворец.

Иоанн Васильевич был мрачен.

– Посылали мы посла Ангелова к дочери моей, – начал он, глядя исподлобья на Курицына. – Он передал Елене такие мои слова: «Говорил тебе, чтобы просила ты мужа о церкви, о панах и панях греческого закона. Просила ли ты его об этом? Говорил я тебе о попе и старой боярыне, хотел прислать их к тебе, да ты отвечала ни то, ни сё. Тамошних панов и паней тебе не дают, а наших у тебя нет, хорошо ли это?

Посмотри, что пишет дочь моя в ответ, – Иоанн Васильевич протянул Курицыну письмо Елены Иоанновны.

«Бью тебе челом, отец мой, Великий князь и государь вея Руси! – писала Елена. – Ты сказывал отец, что я не выполняю твоих наказов, это неправда. О греческой церкви я била челом мужу моему, но он и мне отвечает то же, что московским послам. Поп Фома не по мне, а другой из Вильны есть со мной – очень хороший. Другого не надо. Да и как мне попа нового выбирать? Сам знаешь, кого я в Москве видала? А боярыню как ко мне из Москвы прислать? Как её держать, как ей со здешними сидеть? Если бы ты, батюшка, хотел, то со мною бы её послал, когда я в Литву ехала.

Так ты бы, батюшка, на сердце не держал, что мне наказ твой можно забыть. Когда меня в живых не будет, тогда отцовский наказ забуду.

Служебница твоя и девка, Елена».

Курицын вернул письмо Великому князю и нечаянно встретился с ним взглядом. Зрачки Иоанна Васильевича сузились от гнева, спокойствие Курицына начинало выводить его из себя. Он едва сдерживался, чтобы не обрушить на дьяка накипевшую злость.

– Видишь, и то ей не надо, и это ей не надо. О том, что муж нудит к римской вере, ни слова. Не пойму, что же князь Василий Ромодановский? Говорил с нею или нет? Сидит теперь в арестной избе. Не сносить ему головы.

Курицын вздрогнул. Вчерашние записи встали перед глазами. Многие, кто был связан со сватовством и свадьбой Елены Иоанновны, попали в опалу. Список был длинный: Владимир Гусев, Михайло Русалка-Морозов, отец и сын Патрикеевы, князь Семён Ряполовский, теперь вот Ромодановский. Кто следующий? Ведь и он, Курицын, в Литву ездил. А в договоре о дружбе, который с Яропкиным готовили, Александр отказался называть Иоанна Васильевича государём всея Руси. Небрежение к имени государя всем боком вышло, кроме него, Курицына.

– Готовь, Фёдор, новых послов в Литву, во главе поставь боярского сына Ивана Мамонова. Послам от моего имени дай такие наставления:

«Чтоб во всём между вас было гладко, пили бы бережно, не допьяна, чтобы вашим небреженьем нашему имени бесчестья не было, ведь что сделаете не по пригожу, так нам бесчестье и вам тоже. И вот бы во всём себя берегли, а не так бы делали, как князь Семён высокоумничал с князем Василием, сыном Ивана Юрьевича».

В этом месте государь внимательно посмотрел на Курицына. Тот взгляд выдержал и бровью не повёл, а про себя подумал: «Видать, скоро мой черёд! Почему медлит Великий князь?»