– Будем шить пелену о венчании сына моего Дмитрия.

Девки внимали госпоже своей с большим почтением.

– Гостей расположим в четыре ряда, – объясняла Елена. – Во втором ряду в центре будет мой сын Дмитрий с нимбом над головой. По правую руку от него меня изобразите, по левую – Василия Иоанновича, дядю его. Перед нами деда поставьте – Великого князя Иоанна Васильевича, тоже с нимбом. Перед ним митрополита Симона. В нижнем ряду с краю царевна Софья с дочерьми будет стоять, дальше бояре.

– Елена Стефановна, – возразила одна из девок, без спросу бегавшая поглазеть на венчание. – Так царевны Софьи и княжича Василия Иоанновича там не было.

– Ух ты, бедовая какая! – рассмеялась Елена Волошанка. – Там не было, а здесь будет. Теперь всё будет, как я скажу! Понятно?

– Понятно! – хором ответили швеи.

– Коли в нитках будет нужда, не медлите.

Княжич Василий всё ещё сидел под приставами. Гнев батюшки хоть и прошёл, да науки ради решено было продолжать усмирять строптивца заточением. Понимал Иоанн Васильевич, что погорячился с лютой казнью. Мелкие людишки, казнённые им на Москва-реке, вряд ли можно было всерьёз принимать их пустую болтовню. С другой стороны, только попусти слабину, преемники найдутся. Нагнать больше страха, чтобы другим неповадно было.

Как поступил бы в таком случае господарь Валахии, – думал государь, – этот ужасный князь Дракула, о котором рассказал дьяк Курицын? Наверняка убил бы жену и сына. Нет, пусть посидит ещё, коль ума своего нет. Софья! Вот кого нужно остерегаться на самом деле! У них в Царьграде заведено было травить всех, кто не угоден. Однако если проведает зять Александр о семейных невзгодах, не к добру это будет. Нужно в грамотах к дочери бить челом от имени Софьи и Василия, – решил Иоанн Васильевич. – А коли Елена матери отпишет, то что делать? Ответ-то давать нужно. Елена и руку матери знает. Нет, так долго продолжаться не может.

Голова у Великого князя раскалывалась от мыслей. Они набегали, как волны морские на берег, размытый стихией, на седую главу стареющего государя. Иоанн Васильевич потянулся за кубком с медовухой. Пригубил – полегчало. Софью остерегаться надо, а Василия отпустить, завтра же.

Василий не знал ход рассуждений родителя своего, потому томился от неизведанности. Венчание Дмитрия на великое княжение – может ли быть ещё большее наказание для него, чем это? Лучше бы казнил батюшка его вместо этих несчастных. Кто теперь возьмёт его сторону, кто осмелится заступиться? Одна надежда на матушку. Нужно её слушать во всём. Глядишь, не ядом – словами изведёт родителя. Слова ведь могут быть посильнее яда.

Царевна Софья тоже не спала в ночь после венчания Дмитрия…

Случилось то, чего она так боялась и ждала последние годы. И что же? Ни злости, ни ненависти к супругу. Только желание бороться и доказать, что она госпожа в этом княжестве. Как это сделать, царевна знала.

Первым делом Софья, сказавшись больной, вызвала придворного врача Николая Булева. Подозрений это не могло вызвать, так как Булев лечил семью Великого князя. Разговор вышел таким, что стоит привести его полностью.

– Что случилось Софья Фоминична? – врач стремительной походкой подошёл к царевне Софье. За десять лет, что Булев находился в Московии, он хорошо выучил русский язык: не только общался, но и писал книги на русском.

– Так… Голова болит, не спала всю ночь, – Софья потупила взор.

Врач взял в руки ладонь царевны и прислушался к пульсу. Через минуту, взглянув в глаза царевны Софьи, он вынес свой вердикт:

– Не из-за головы, Софья Фоминична, ты вызвала меня.

– Верно, – согласилась Софья. – Болит не голова, а душа. Но врачи душу не лечат, это удел священников. У меня в молодости был хороший наставник, кардинал Виссарион. Ты знаешь, Николай, я воспитывалась при дворе папы Римского.

– Знаю, – ответил Булев. – Архиепископ Геннадий говорил мне об этом. Несколько лет после приезда в Московию Булев жил при дворе архиепископа Новгородского и рассчитывал Пасхалии после 7000 года. Собственно, для этого он и был привезён Юрием Траханиотом в Московию.

– Что ещё говорил Владыка Геннадий? – усмехнулась Софья.

– Что ты, Софья Фоминична, защищаешь православие от ереси, аки львица дитя своё родное.

– Да, но муж мой слишком ценит главу еретиков. Знаешь, кто это? – Софья испытующе глядела в глаза Булеву.

Последовала длительная пауза, во время которой врач внимательно рассматривал свои остроносые немецкие башмаки.

– Я бы не хотел, Великая княгиня, говорить об этом. Мой удел – лечить болезных людей.